Владимир Холкин: Сточное время

Егор обессиленно прислонился к стволу каштана.

Сомнений нет — это его родной город. Только он не такой, как прежде.

«Так, — подумал Егор, — я уезжал шестнадцатого мая. А сегодня у нас… — Он посмотрел на экран мобильника. — Да, точно, тридцатое мая 2011 года».

Вот, блин. Что же тут приключилось за эти дни?

Снег падал крупными, изящно-симметричными хлопьями, ветер стих, и Янус подумал, что ребятам с факультета погоды немного не хватает фантазии. Даже сугробы у них, кажется, расставлены по линейке: все как один пушистые и сияют девственной белизной; елки похожи на треугольные пряники, присыпанные сахарной пудрой, а снежок под ногами похрустывает усыпляюще-мягко, навевая идиллические мысли.

Янус прошел по виадуку над замерзшим каналом и направился к зданию из темно-серого камня, которое поражало циклопическими размерами и ощущением торжественной древности. Университет был построен две тысячи лет назад, но точной даты никто не знал, поскольку документы странным образом испарились, а версии по поводу личности основателя множились с такой быстротой, что историки рвали на себе волосы. Говорили, что здание заложил кто-то из Первой Дюжины, чтобы в спокойной обстановке готовить перспективные кадры. Впрочем, это была, скорее, легенда, сочиненная для поднятия рейтинга.

Многогранные колонны поднимались к небу по обеим сторонам от фасада. В углублении над широким дверным проемом были высечены сцены из жизни каких-то непонятных существ, похожих то ли на задумчивых василисков, то ли на грустящих мурен — причем сцены эти постоянно менялись, как будто по ночам неведомый скульптор украдкой подбирался ко входу и в бешеном темпе начинал работать резцом. Еще выше висел чудовищный циферблат с четырьмя стрелкам разной формы, снабженный не только числами от одного до двенадцати, но и знаками зодиака, символами планет и химических элементов, а также корявыми пиктограммами, которые не мог прочесть ни один из профессоров. В результате никто не имел понятия, что именно показывают часы в текущий момент. На эту тему кто-то даже защитил диссертацию, суть которой сводилась к признанию автором собственного бессилия.

Ощутив на пороге едва заметный толчок защитного поля, Янус шагнул в пустой вестибюль. Его никак не отпускала досада. Провалить зачет по предмету, который считался профильным, а главное, давался без особых проблем — это надо было суметь. И как же стыдно было позавчера, когда преподаватель, добрейший магистр Малус, покряхтев укоризненно, произнес: «Ну что же вы, Янус? Я, признаться, ожидал большего, вы уж, голубчик, не обессудьте». И хорошо еще, что магистр на два дня задерживался с отъездом и разрешил не откладывать пересдачу на начало следующего семестра, а прийти сегодня, в первый день двухнедельных зимних каникул…

Янус подошел к аудитории на втором этаже и осторожно заглянул внутрь.

— Входите, входите, Янус, — сказал магистр. Держа перед собой мерцающий вспомогательный контур, он разглядывал потеки ядовито-желтой субстанции на стене. Липкая клякса источала жуткую вонь, и ее отростки, игнорируя закон тяготения, растекались не только вниз, но и в стороны, а один как будто даже полз к потолку.

Вообще помещение хранило бесчисленные следы неких агрессивных воздействий, словно сумасшедший алхимик на протяжении многих лет ставил здесь запретные опыты, а потом пытался устранить результаты. Собственно, это было не так далеко от истины — в аудитории проходили семинары по основам утилизации.

— Ну-с, молодой человек, — обратился к нему магистр, — вы, я полагаю, осознали всю глубину своего падения и теперь готовы исправиться?

— Готов, господин магистр, — ответил Янус. — И осознал. Сам не понимаю, почему я так прокололся. Вроде бы тему знаю, а тут вдруг как отрезало…

— А вопрос какой у вас был, напомните?

— Отходы третьего уровня и опасность перерождения.

— Третьего уровня? Замечательно! Не сомневаюсь, что теорию вы уже подучили. А как насчет практического применения?

— Я готов, — сказал Янус, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

— Ну, что ж, прошу вас.

Магистр подозвал его к стене с подозрительными потеками.

— Итак, что вы можете сказать по поводу этой… гм… аномалии?

Янус сосредоточился, чтобы соорудить стандартную рабочую линзу. В воздухе перед ним вызревала большая прозрачная чечевица, она колыхалась и струилась мягкими оттенками синего, и сквозь нее стало видно, что клякса похожа на какой-то мерзкий цветок. Этот цветок был весь пропитан мертвой энергией, словно сгнил еще до рождения. Под взглядом Януса его лепестки свернулись в жирный бутон, который начал беспокойно пульсировать. Казалось, еще миг — и он лопнет, забрызгав комнату желчью. Стебель, похожий на пищевод, уходил куда-то вглубь, теряясь в каменной кладке.