Анатолий Дроздов - Хозяин дракона

В хлеву Олята обнаружил груду камней, песок и глину. Видать, хозяин собирался соорудить летнюю печь или очаг, да не успел. Без сеней летом в избе жарко. Печь топят, пекут хлеб или готовят варево – в избе духота. Олята рассудил, что очаг нужен, и сложил его сам, дело нехитрое. Среди добра, прихваченного в Волчьем Логе, оказался медный котел, Олята выложил верх очага как раз под круглое донце.

Прибирались и раскладывали добро дотемна. В сумерках явился волосатый смерд. Принес лукошко яиц и тяжелый горлач с хмельным медом. Поставил подношение на стол и привычно сел в красный угол. Оляна подала миски и кружки, порезала хлеб и окорок. Мед по кружкам разлил гость. По тому, как он бережно держал горлач, Олята понял: мед смерду приходится пить не часто.

– Жданом меня зовут, – сказал смерд, берясь за кружку, – а вас как?

Олята сказал.

– Оляна жена тебе?

– Сестра.

– За добрых людей! – сказал Ждан и жадно выпил.

Олята последовал его примеру. Мед был сладким и слегка щипал небо. Мужчины закусили, Ждан налил еще. В этот раз Олята едва пригубил: медами его не баловали, боялся охмелеть. Ждан свою кружку осушил до дна и удовлетворенно причмокнул.

– Некрас велел, чтоб вы ни в чем недостатка не знали, – сказал гость, рыгнув. – Так и будет. Хлеб из новины, молоко, масло, творог, яйца – все будет. Захочется мясца – овцу заколю. На затоке верши стоят – рыбки сколько хошь. Жить будете, как бояре, – Ждан хитровато глянул на Оляту, тот, поняв, полез в кошель.

– Не надо! – замахал руками Ждан.

– Чего хочешь? – удивился Олята.

– Коней у тебя много, – вкрадчиво сказал Ждан. – Чего им без дела ходить? Жниво кончилось, снопы в поле. В гумна надо свезти.

– Кони верховые! – возмутился Олята.

– Твой – верховой, – согласился Ждан, – другие – степняки. Малые, но тяговитые. Хоть под седло, хоть в телегу.

«Разглядел! – удивился Олята. – Когда успел?»

– В веси нет тягла? – спросил.

– Одна кобылка! – вздохнул Ждан. – Все тиун забрал за недоимки. Бабы на себе снопы таскают. Жилы рвут…

Олята незаметно потер руки. Сдать коней в работу – прибыток, одним кормом Ждану не отделаться. Коли великая нужда в тягле, запросить можно много. Скажем, холстов добрых. Или кож. Некрас весь товар перевел на своих человечков для сулиц, можно возместить убыток. Заплатит смерд, никуда не денется! Внутренне усмехнувшись, Олята поднял взор и увидел Оляну. Она стояла у печи и пристально смотрела на брата. Взор ее был таков, что Олята засовестился.

– Всех не дам! – сказал сердито. – Нам верхами ездить. Бери четверых! Только гляди, чтоб не спортили, не грузили тяжко! Глядеть буду! И корми овсом…

– Спаси Бог тебя, боярин! – Ждан соскочил с лавки и поклонился в пояс. – Не забуду!

Ждан убежал, забыв свой мед. Олята мрачно осушил кружку. Тихо подошла Оляна и поцеловала брата в щеку.

– Ладно! – сказал Олята, чувствуя, как хмель кружит голову. – Грех брать прибыток от чужого добра.

Он выбрался из-за стола и побрел к полатям…

Проснулся Олята с рассветом, быстро позавтракал и оседлал Дара. Коней Колпаков за оградой не было; на лугу щипала травку незнакомая мухортая кобылка. Олята только головой покачал. Ждан оказался хитрецом: в упряжь поставил чужих коней, свою кобылку привел к жеребцу. Обещал боярину двух коней оставить – получи! Какая разница? Зато, если Дар покроет кобылку, Ждану достанется жеребенок. Олята вскочил в седло и поскакал в поле. Там кипела работа. Мужчины и женщины грузили снопы на повозки, отроки, помахивая хворостинками, везли их к гумнам. Степные лошадки тащили груз без натуги. Ждан сдержал слово: коней не перегружали. Отроки больше махали хворостинками, чем охаживали коней по бокам. У Оляты отлегло от сердца. Ждан, завидев в поле Оляту, разогнулся и глянул вопросительно: будешь ругаться? Олята не стал. Пустил отдохнувшего Дара вскачь по стерне. Из-под копыт жеребца почти сразу порскнули в стороны зайцы. Большие, нагулявшие за лето жира.

Олята набрал в лесу хворосту, поскакал к избе и вернулся с сулицей. Попасть на скаку в вертлявого зайца оказалось непросто. Острый железный наконечник раз пять втыкался в сухую землю, прежде чем охотник изловчился и попал в самого жирного из косых. Пронзенный сулицей, заяц заверещал и задергался, пятная стерню кровью. Олята соскочил, выдернул сулицу, ловким ударом древка прекратил мучения косого. Дома он привычно ободрал зайца – в детстве сколько раз приходилось это делать! – освежевал тушку, порубил на куски. Покончив с зайцем, Олята поскакал к реке, достал вершу – Ждан вчера поведал, как ее найти. Вернулся с жирными налимами, каждый в полруки длиной. Скоро в котле над очагом забулькала уха. Когда она доспела, Оляна сняла котел с очага, поставила глиняную сковороду – латку. Латка прогрелась быстро, скоро на ней заскворчали, плавая в собственном жиру, куски зайчатины. Вкусный запах поплыл по двору. В стороне послышался шепот. Олята, сидевший на чурбаке, поднял голову. У ограды, зачарованно глядя на сковороду, стояли двое мальцов, лет трех-четырех, не более. Оба босые, в ветхих рубашонках, замурзанные. Олята поманил их пальцем, мальцы пошептались и робко подошли.