Сергей Бузинин - «Генерал Сорви-Голова». «Попаданец» против Британской Империи

Моряк тем временем еще раз огляделся по сторонам и стал спускаться вниз с Приморского бульвара по лестнице, величие которой подчеркивается многообразием ее названий – Портовая, Бульварная, Большая, Гигантская, Воронцовская.

На Приморской улице он огляделся. По рельсовой колее мимо него неспешно проезжали конки – красно-желтые двухэтажные вагоны, запряженные парой лошадей. Флажки по обеим сторонам конки свидетельствовали, что свободных мест в вагоне нет. Номера у маршрутов также отсутствовали – лишь вывески с наименованиями начальной и конечной остановок, а потому, чтобы воспользоваться удобствами городского публичного транспорта стоимостью в пять копеек, нужно было быть весьма сведущим в городской топографии. Человек в флотском пальто не мог похвастаться детальным знанием Одессы и потому подозвал извозчика на дрожках, пожертвовав двадцать копеек во славу комфорта и скорости передвижения.

Поездка в ландо, карете или фаэтоне обошлась бы ему вдвое дороже, и хотя двадцать копеек моряка ни в коей мере не разорили бы, его нынешние стесненные обстоятельства вынуждали его относиться к деньгам в высшей степени рачительно.

По Преображенской улице извозчик споро довез человека до Дерибасовской. Когда пересекали Соборную площадь, слева мелькнул пятиэтажный дом, похожий на корабельный форштевень, – на первом этаже его располагалась известная в городе кофейня Бернгарда Либмана. Фасад дома-форштевня «украшали», будто черные потеки, великое множество скворцов, восседавших на карнизах и лепных фигурках.

Человек с некоторым сожалением кинул взгляд в сторону кофейни. Он, словно ребенок, любил сладкое, но необходимость экономить средства лишила его этого удовольствия.

Миновали перекресток Дерибасовской и Екатерининской. Слева, в огромном доме номер четырнадцать по Екатерининской улице, располагался популярный ресторан Карла Брунса, славившийся дешевизной – три, четыре или пять блюд с обязательной чашкой кофе стоили там соответственно пятьдесят копеек, семьдесят пять копеек или один рубль. И хотя «У Брунса» угощали замечательным пивом и вкусными сосисками, человек проигнорировал сей храм вкусной и здоровой пищи по иной причине – ему хотелось тишины, в то время как сия ресторация место многолюдное, шумное и богемное. Проезжая мимо дорогих заведений, мужчина тихо разговаривал сам с собой:

– Есть, конечно, хочется, а как иначе, коли с утра не емши, но скромнее нужно быть, Всеслав Романович, скромнее. По средствам нужно жить, а их, средствов, ой как не густо осталось. Бог весть, сколько нам еще в порту предстоит горе мыкать, так что придется нонче без Либманов да без сдобного искушения их обойтись. – Разговаривая сам с собой, мужчина улыбался и умышленно коверкая свою речь на простонародный манер. – Теперича нам только недорогая какая ресторация по карману. Впрочем, как и вчера, и, вернее всего, как и завтра… Здесь не Питер, до которого две тыщи верст и тридцать рублей с полтиной, ежели первым классом желаете, тут Одесса-мама. На горести наши всем с Марса наплевать, и сколь ты, батенька, Бодлера ни цитируй, не подаст никто. Да ты и сам не возьмешь, однако…

В итоге человек попросил высадить его на перекрестке Дерибасовской и Ришельевской, расплатился с извозчиком и вошел в полуподвальное помещение ресторана «Баварiя».

За входными дверями размещался просторный холл, стены которого были обиты тканью с незатейливым, но приятным взгляду рисунком. Вдоль стен холла на чисто вымытом деревянном полу стояли несколько кресел с витыми ножками. Напротив входа приветливо светилось окно гардеробной рядом с ростовым зеркалом в массивной деревянной раме.

Служитель гардеробной, до сего момента читавший газету, вальяжно развалившись при этом на стуле возле окна, увидев вошедшего, встал и вежливо, но без излишнего подобострастия поприветствовал посетителя. Приняв от мужчины пальто и фуражку, аккуратно разместил их по соседству с плащами и шинелями предыдущих гостей.

Отдав верхнюю одежду, Всеслав Романович подошел к зеркалу, привычным движением одернул полы двубортного кителя с четырьмя золотыми полосами шеврона капитана торгового флота. Вынув из внутреннего кармана расческу, он парой взмахов привел в идеальное состояние пробор, довольно улыбнулся своему отражению и прошел в трапезную.

Она представляла собой длинное сводчатое помещение, рассеченное арками на отдельные полузалы, со столами, укрытыми свежими крахмальными скатертями.