Андрей Курков - Садовник из Очакова

Игорь отпил шампанского и, голодный, принялся за еду. Положил себе в тарелку два свиных биточка, пюре, салат «Мимоза», две шпротины.

– Ты ж не забывай! – остановила Елена Андреевна его взгляд, предвкушавший праздничную трапезу, и показала рукой на бутылку шампанского.

Игорь обновил шампанское в бокалах. Посмотрел на Степана, лицо которого сейчас выражало удивительное спокойствие.

– Можно? – прозвучал голос Алены.

Она поднялась, держа бокал в левой руке.

– Папа, – выдохнула она. – Я… Я, может, была о тебе… не лучшего мнения. Извини… Но у меня есть для тебя подарок, он у меня уже несколько лет лежал…

Она взял со стола конверт, протянула Степану.

– Это справка о реабилитации дедушки, твоего отца…

Губы Степана задрожали. Он взял протянутый конверт, вытащил из него документ с печатью, пробежал глазами.

– Ну, слава богу… Теперь уж точно с чистого листа, – проговорил он негромко.

Поднял благодарный взгляд на дочку.

– Спасибо, Алена! Вы, – он обвел всех взглядом, – выпейте! За его память!.. Моя жизнь, вот и сегодня тоже, сложилась… Хорошо сложилась. А его – нет. Но он был бы рад, если б узнал о моих планах!

Свиные биточки таяли во рту. Игорь жевал и думал: «Какие же это у Степана планы появились?»

– Завтра все туда пойдем, – под конец ужина сказал Степан. – Покупку покажу. Пора уже и честь знать, а то вы из-за меня и сараем не пользуетесь! – он посмотрел на Елену Андреевну.

– Да ну, скажете тоже! – отмахнулась хозяйка. – Я ж вам за этот месяц еще и сто гривен не заплатила!

– Сто гривен, – повторил Степан и улыбнулся каким-то своим мыслям. – Ну что, сегодня последний раз у вас ночевать буду… Хорошо у вас было!

Из-за стола разошлись все как-то слишком легко, словно никто и не собирался засиживаться. Женщины отнесли посуду на кухню, и соседка Оля принялась ее мыть.

Степан вышел на порог дома, Игорь за ним.

– Поздравляю, – сказал садовнику. – И это, извините, если что… если шутил не к месту…

Степан кивнул. В опущенной руке он все еще держал справку о реабилитации.

– Можно посмотреть? – попросил Игорь.

Степан протянул парню документ.

«Может, рассказать ему про Йосипа и про Чагина? – подумал Игорь, прочитав справку. И тут же отрицательно мотнул головой. – Не поверит, опять подумает, что я его подкалываю…»

– А вы про него много знаете? – спросил Игорь.

– Теперь больше. Хоть ясно, за что его посадили…

– За что?

– За клевету на советский строй…

– Так он что, антисоветчиком был? – удивился Игорь. Услышанное никак не вязалось с тем Йосипом, которого Игорь наблюдал несколько раз в Очакове.

– Нет, – проговорил Степан. – Ты, видно, его «Книгу еды» только пролистал, а не вчитывался! Его за клевету на советскую пищу посадили. Он выступал против рабочих столовых. Говорил, что там «вражескую еду» готовят, а «вражеская еда» порабощает народ, делает его безвольным и пассивным. В лагере он лагерную еду ругал, за что все время в карцере сидел. Думали, что он зэков к восстанию подстрекает. А зэки с ним по поводу лагерной еды соглашались. Потом в психушку его отправили, а оттуда он только после смерти Сталина вышел. Те зэки, которые с ним сидели, потом и помогали ему…

Степан замолчал, вздохнул тяжело.

– Можно я еще раз его книгу возьму? – Игорь поднял взгляд на садовника.

– Пошли, – сказал Степан и направился к сараю.

Включил там свет, передал Игорю переплетенную рукопись. Игорь на лежанке Степана снова знакомую книгу увидел. Обложкой кверху. «Ресторанный маркетинг».

– Ну, спокойной ночи, – сказал, выходя на двор.

Скрипнула калитка, и, обернувшись с порога, увидел Игорь спину соседки Ольги. В кухонном окошке всё еще горел свет.

Мама уже собиралась его погасить, когда в кухню вошел с переплетенной рукописью в руке Игорь.

– Я здесь посижу, почитаю, – сказал.

Уселся за стол, раскрыл самодельную книгу, снова полистал, пробегая глазами рецепты. Остановился на исписанной по-ученически аккуратно странице.

«Вражеская еда, – читал он, – порабощает народ. Взять хоть рыбака – он прикармливает рыбу перед ловлей, приучает ее к месту, где ее ждет смерть. Так и враги народа сначала прикармливают человека, а потом приучают его к еде, от которой он становится зависимым, как рыба перед ловлей. Потом прикормленного этой едой человека заставляют выполнять три смены за одну! Но сначала враги свободного человека придумали отказаться от денег как платы за труд и приучить человека к плате едой. Еда как плата называлась трудоднями – это и стало началом эксперимента по прикормке народа…»