Андрей Посняков - Атаман

– Авдей, скажи этим – штраф с них в десять коней, чтоб больше не жулили.

– Что, господин атаман?

– Десять коней реквизируем… то есть – конфискуем. Тьфу ты – в общем, себе берем.

– А-а-а! Понятно.

Молодой человек плавно, как учили лет восемь назад в автошколе, выжал сцепление… в смысле – тронул поводья коня. Ну, слава Богу, поехали. Лошадка вроде попалась смирная, без выкрутасов.

Так и ехали вдоль дубравы, прямо на дым, не медленно, но и не быстро – галопом не скакали. Да, действительно, озимое поле дымилось, а из расположенных рядом мазанок доносился визг, летели пух да перья, по всем дворам бегали ватажники, ловили птицу и скот… А вот, лихо перемахнув плетень, прямо перед атаманом приземлился Никита Купи Веник, держа под мышкой нежно-белого упитанного красавца-гуся со свернутой шеей.

– Паниковский, брось птицу! – шутливо погрозил Егор. – Чего тут такое творится-то?

– Птицу не брошу – вечером съедим! – с бесстыдной ухмылкой заявил ватажник, глядя на своего вожака преданными глазами. – А тут шум наводим – они, суки, двоих наших убили, Петрю да Карнишку. На засаду в доме нарвались. Онисиму бы Морде тоже несдобровать, да, слава Богу, упасся, ноги быстрыми оказались, а то б…

– Значит, управились тут? – спокойно уточнил атаман.

Никита кивнул:

– Управились.

– Тогда вот что: посевы больше не жечь, скот без нужды не валить, людишек татарских не тиранить! Понял?

– Понял. – Купи Веник вновь ухмыльнулся, моргнул. – Так я и это… никому ничего худого не делаю, кровь ни единому – окромя тех, кто в засаде были – не пустил, гуся вот забрал – дак что, нельзя, что ли?

– Можно, можно, – смеясь, утешил молодой человек. – А кто там так визжит-то? Неужто свинья?

– Не-е, – Никита весело расхохотался. – Свиней они не держат – магометане все ж. Там, в амбарце, Онисим одну бабу воспитывает – она ж, змея подколодная, тоже в той засаде сидела, саблей била, колола копьем. Ну, мы ее все уж того… перепробовали, кто хотел, Онисим вот последний остался, спохватился, чуня гунявая – ране-то рот варежкой раззявил да чего-то ждал.

– Вон оно как, – успокоился Вожников. – А я-то подумал невесть что.

И в самом деле, насилие в лихом набеге дело обычное, самое что ни на есть житейское, как непременно сказал бы Карлсон, окажись он в подобной ситуации. Тем более, «подколодная змея» в засаде сидела, с оружием. Ай-яй-яй – нехорошо! Чего ж тогда хотела-то? Женевской конвенции об обращении с военнопленными?

Из амбара – точнее, это был небольшой дощатый сарайчик, выстроенный, по-видимому, для хранения сена – снова донесся визг… уже и не визг даже, а какой-то утробный вой, полный ужаса и боли.

– А он забавник, этот Онисим, – спешившись, хмыкнул Егор. – Пойду-ка, гляну, что он там за «Камасутру» устроил – интересно все ж. Как в остальном, все спокойно?

– Ага.

– Посевы больше не жги!

– Да понял я, понял.

Когда молодой человек очутился в соломенной полутьме сарая, то поначалу не понял, что тут вообще происходит. И лишь когда чуть привыкли глаза…

На глинобитном полу лежала обнаженная татарская дева, пухленькая, молодая, лет, может, семнадцати-двадцати. Руки и ноги ее были распяты – привязаны к вбитым в пол кольям… Понятно… некрасиво, но понятно. Все сделано для свободной – а кто хочет! – любви, чтоб зря не трепыхалась. Сами-то ордынцы русских девок в таких – весьма, кстати, частых – случаях ножами – прямо через плоть – пришпиливали, а уж потом… Так что ватажники поступили еще, можно сказать, гуманно… Поступили бы! Если бы не то, что сейчас делал Онисим Морда. Вожников аж глазам своим не поверил, хотя – чего б и не верить-то? Особым гуманизмом этот век не отличался, нравы были зверские. Вот и здесь…

Встав на колени, Онисим, поудобнее ухватив короткое метательное копье, пихал его тупым концом прямо в женское естество пленницы, по сути, пытаясь посадить ее на кол.

Егора чуть не вырвало… Ну, вот же тля! Нельзя так с женщинами, даже с вражескими…

– Эй, боец!

Ватажник обернулся – его маленькие, какие-то свинячьи глазки сияли восторгом, из уголков рта тоненькой, блестевшей в лучах проникающего сквозь щели сарая солнышка, струной стекала слюна.

– А ты, парень, однако, садист.

Бум! Короткий свинг слева – в челюсть. Онисим где сидел, там и лег.

Вожников, присев рядом, вытащил из-за пояса нож – девчонка что-то гневно закричала, типа «фашистский выкормыш» или что-то вроде того. Имела право, наверное, так ругаться, натерпелась…