Андрей Посняков - Атаман

– Сейчас, сладим.

Быстро отсчитав серебро, старший дьяк, как и полагается, лично проводил важного гостя до самых ворот, поклонился:

– Доброй тебе ночи, Иване Кузьмич. Заезжай еще – то честь великая.

– Загляну, загляну, заеду. – Воевода дернул поводья коня. – Н-но!

Выехал за ворота. Зачавкали по грязи копыта. Впереди и сзади побежали слуги. Хоть и ехать-то – совсем рядом, а все ж не пристало знатному и именитому человеку пешком, как какому-нибудь шпыню ненадобному, хаживать.

Проводив воеводу, Ларион Степаныч отдал распоряжения слугам, поднялся обратно в горницу и, расставив фигуры, принялся играть в шахматы сам с собой. Играл не спеша, с усмешкой, покуда за окном уж совсем не начало темнеть. И вот тогда-то в дверь постучал слуга.

– Зови! – выслушав, нетерпеливо махнул рукой хозяин. – Сюда, в горницу, веди.

Слуга неслышно исчез с низким поклоном. Немного погодя послышались за дверью шаги.

– Можно, Ларионе Степаныч?

В горницу несмело заглянул мордастый парень лет двадцати, тот самый, что на пару с крючконосым лиходеем не так давно неудачно пытался ограбить Вожникова. Сильный, но с округлыми покатыми плечами, круглое, с курносым носом лицо можно было бы счесть по-сельски простоватым, если бы не хитрый прищур сероватых глаз с белесыми, как у поросенка, ресницами. Обычное крестьянское лицо, каких много, но вот взгляд…

Отвлекаясь от шахмат, дьяк поднял глаза:

– А, Онисим! Проходи, проходи… что-то я тебя нынче заждался.

– Не мог я, господине, ране явиться, – поклоняясь, изрек новый гость. – Все следил.

Ларион Степаныч насмешливо вскинул брови:

– И за кем же ты, осмелюсь спросить, следил? Опять за каким-нибудь ярыжкой или рыбником?

– За ним… за рыбником, – покивал Онисим. – Миколой его зовут, он весянин наполовину.

– Так тут многие – из веси.

– И к вере нашей хрестьянской – не очень, все больше идолов своих поминает.

Дьяк недовольно поморщился:

– Помнится, ты об этом уже говорил. Что нового? Иль просто так пришел… за серебришком? Просто так – не дам!

– Что ты, что ты, господине Ларионе Степаныч! – Парень мелко затрясся, видать, рассчитывал все же на серебряхи, а тут – такой облом. – Язм об том и прибежал, об новом-то доложить, потому-то и припозднился.

– Ну, докладывай, докладывай уже!

– За Миколой-рыбником посмотрел, он все к Пармине-вдовице шастает, на Захолмье, что за детинцем почти…

– Знаю я, где Захолмье! – жестко перебил дьяк. – Дальше! И давай – ближе к делу.

– Так вот, – торопливо сглотнув слюну, продолжал Онисим. – Пармина тоже из веси, да все они, тварюги белоглазые, вечно что-то недоброе замышляют…

– Сказал же! Ближе к делу.

– Так и язм… Вызнал: кудесница Серафима, сестрица Манефы-волхвицы, третий день уж у Хярга-бондаря обретается, он ее, змей, приютил.

– Серафима – здесь?! – изумился Ларион Степаныч. – Что, и в самом деле мстить явилась? Вот дура-то!

– Для поганых-то язычников как же без мести?

– Ну, оно так, так, – дьяк ненадолго задумался, улыбнулся. – Так это же хорошо, Онисим! Это же просто замечательно, когда зверь сам на охотника бежит. Теперь и по лесам людишек слать не надо Серафиму эту искать.

– Да что ее искать-то, господине? Знаем ведь, где жила.

– Все равно! Лес – есть лес. А вдруг – на севера, в важскую землю иль еще далее подастся? Не найдем вовек.

Встав, Ларион Степаныч радостно потер руки:

– Это хорошо, что она сама пришла. Прям как нарочно.

– Она, господине, ведь мстить явилась, – глухо напомнил Онисим. – Как бы чего не сотворила, змея.

– А мы не дадим сотворить! Прямо утречком раненько и возьмем – тепленькую. Да, выжидать не стоит – с кудесницей-то глаз да глаз. Пошлю с утра людей воеводе – возьмем! На вот тебе…

Дьяк отсчитал несколько монет. Онисим взял, поклонился.

– Ну? – Ларион Степаныч вскинул глаза. – Чего ждешь-то? Мало?

– Не, господине, – парень помялся. – Еще одна весточка есть, уж и не знаю, важная али нет.

– А это уж позволь мне решать! – строго прикрикнул дьяк. – Говори!

– Антип Чугреев в Белеозере объявился, ватажник и лиходей.

– Чугреев? – Ларион Степаныч задумчиво скривился. – Слыхал, слыхал. Думал, и в живых уж его нет.

– Да все так думали, господине. А он – вот он – жив! С Никиткой Кривоносом, дружком моим, в корчме у Одноглазого Нила встречался. В новую ватажку звал!

– Так-та-ак. – Дьяк почмокал губами. – Ватажка, значит… А тебя Никитка еще не позвал?

– Не, не позвал. Но мыслю, что кликнет. А язм откажусь: одно дело – на пару, а другое – ватагою. Делишки, оно конечно, побольше, да ведь и запросто сгинуть можно.