Андрей Посняков - Атаман

– Иван Борисович, разреши застежкой твоей полюбоваться. Красивая.

Старший хмыкнул в усы:

– Да любуйся! А что красна – так ты прав. Никита Коваль на мою свадьбу выделал, нашей, нижегородской работы, вещь!

Ишь ты, «нижегородской работы»… А ведь и в самом деле – вещь! Да еще какая! Усевшись поближе к костру, Вожников с любопытством покрутил в руках фибулу – изящную, изображавшую Святого Георгия верхом на коне, попирающего копьем свернувшегося кольцами змия. Ажурные золотистые – золотые? – проволочки, разноцветные сияющие краски: карминно-красная, солнечно-желтая, небесно-голубая, травянисто-зеленая, пурпурная, густо-синяя, изумрудная. Чудесная вещь! Как и техника изготовления – перегородчатая эмаль называется, секрет ее считается напрочь утраченным со времен монголо-татарского нашествия.

– А вот, видать, сохранилась, – шепотом произнес молодой человек. – Как раз с тех, монголо-татарских времен…

– Каких-каких времен? – доедая зайчика, переспросил Иван Борисович.

– Монголо-татарских. Ну, времен ига.

– Мудрено говоришь, Егорша. Совсем непонятно. Иго какое-то… его на лошадей надевают, а при чем тут лошадь? – старший почесал бороду. – Татары нам всем зело знакомы, а монголы… о таких никто и слыхом не слыхивал. Что за люди-то?

– Да так, – скрыв удивление, ответил Вожников. – Красивая застежка! Купили где-нибудь?

– Говорю ж, Никитка Коваль, рядович мой, на свадьбу сделал.

Вернув фибулу, Егор опустил глаза: ну, неужели…

Молодой человек, сжав секиру, машинально дернулся было к лесу – прочь, прочь!

– Дров собрался порубить, паря?

– Да не, просто смотрю – не затупилась ли?

– Не об кого еще твоему топору затупиться-то! – враз захохотали Борисовичи, а вслед за ними и Антип.

– Ну, хочешь, так поточи, а мы спать будем. Ты уж – вместо сторожи ночной. Потом Антип сменит.

Егор кивнул:

– Пусть так.

Все улеглись, положив в костер сушину, тут же и захрапели, лишь Вожников остался сидеть на лапнике, вглядываясь в выдавленные по кромке лезвия топора маленькие вытянутые буквы. Именно вытянутые, не строгие – это все для скорости письма, и такой вот, уже отошедший от прежней строгой графики, шрифт именуется поздним уставом и относится… относится… относится… Эх, черт, еще вспомнить бы! Интересовался ведь, запоминал – у Старой Ладоги на слете Дирмунд Кривой Нож учил, «ранятник», викинг-норманн, в миру – Дмитрий Анатольевич Синевых, кандидат исторических наук, археолог, человек, прошлым всерьез занимающийся, профессионально, а не как Егор – от случая к случаю. Хотя вот тогда и Вожников заинтересовался, любил знающих людей послушать, вот и запомнил: самый ранний шрифт – строгий, прямой – устав, замучаешься его выписывать, а этот вот, вот именно такие буквы, уже не столь строгие и словно бы скошенные, это… нет, судя по слишком уж склонившейся «к» – это даже не поздний устав, а полуустав, век этак четырнадцатый, пятнадцатый, самое его начало. Да, именно так и говорил Дирмунд, Дмитрий Анатольевич. Хороший, кстати, мужик, помнится, пили с ним бражку – олут… да так, что потом головы трещали, словно от удара тяжелой палицей или уж, по крайней мере, шестопером.

Что ж, если они… надо хотя бы вызнать, куда идем-то? Впрочем, это и так ясно – на Белоозеро. А вот кто напал? Кто преследует?

– Кого пасемся-то? – Егор повернул голову к проснувшемуся напарнику. – Волков, что ли?

– А что нам волков-от пастись? – поднявшись на ноги, потянулся Чугреев. – Он, волк-то, не дурак, понимает: нападать на четверых – себе дороже. Был бы из нас кто один – накинулись бы давно всей стаей, и сало б медвежье не помогло!

А вот это уж точно – не помогло бы. Одному в зимнем лесу – смерть быстрая и лютая. Волки! Потому-то Вожников давным-давно отбросил мысль просто кинуть своих более чем странных спутников да двинуть обратно одному. Ага, двинешь, как же! Быстро чьим-то завтраком станешь. Или обедом, ужином – тут уж без разницы. Тем более сейчас, когда вот оно как все обернулось… или – не обернулось еще? Проверить бы… Вот ежели еще в лесу какая-нибудь деревня встретится – без телевизионных антенн-тарелок, без электричества, вообще без современных вещей… Ладно, пускай не деревня, пусть – просто люди. Если они – по облику, по оружию, по повадкам тоже из Средневековья, тогда уж все ясно будет… Невероятно, но факт!

Егору, конечно же, очень не хотелось бы, чтоб так было, но… Вещи-то говорили сами за себя, и весьма красноречиво. В отличие от обычных людей, историческими реконструкциями не занимавшихся, Вожников это очень хорошо понимал. И если все так, то что теперь? Продолжать сомневаться, старательно обманывая самого себя? Зачем?