Андрей Посняков - Атаман

– А чего они такие отморозки-то? – не отставал Вожников. – Копья, ножи, луки – что, не могли из карабина пришибить? Или эти парни из тех людей, что легких путей не ищут? Я так понимаю, вы им где-то дорожку перешли, а я – с вами за компанию, как в том тосте…

– Егорша, а братья-то рады, что ты к ним пришел, – словно не слыша, перебил напарник. – Как обозвался – так и обрадовались, все ж их поля ягода.

– Так кто они такие-то, эти братья?

Антип сдвинул брови:

– О том, Егорий, тебе и знать покуда незачем. Догадывайся сам, а меня – уволь. Как батюшка мой покойный, Чугрей Хлынов, говорил (а он сам от какого-то мудрого человека слышал): многие знания – многие печали.

– Философ твой батюшка, – хлебнув чаги, хмыкнул молодой человек. – Как, говоришь, его звали-то?

– Чугрей Хлынов. Да слыхал, поди, есть такой город.

– Все равно, странное имя – Чугрей. Старообрядец, что ли?

– Сам ты обрядец! – Антип обиженно вытряхнул остатки чаги в снег. – А батюшка мой хоть и из простых людей, да мудрый.

– Кто б спорил? – развел руками Егор. – Ты, стало быть, Антип Чугреевич, та-ак…

– Чугреевы мы… А Чугреевич это уж ты, Егорий, чересчур.

– Ну, Чугреев так Чугреев – мне какая разница? Еще чаги налей… не чай, а все ж после такого забега неплохо.

Чугреев пододвинул котелок ближе:

– Пей, пей. Чага есть, а снегу еще натопим. Ты мне вот скажи – правда ль, что одним кулаком… да обоих?

– Да что там, – Вожников даже смутился немного. – Боксер я, не ясно? Пусть бывший, но все-таки до камээса дошел, по «юношам», правда. Да, если б не бросил, может быть… Впрочем, чего уж теперь об этом?

Напарник непонимающе поморгал, а потом снова спросил про удары.

– Да, да, удары, – замахал руками Егор. – Особые такие удары… как и вообще в боксе.

– Особенные удары, говоришь? Вот-вот! – Антип неожиданно обрадовался. – Вот и я про то! Ты что же – боец кулачный?

– Говорил же уже! Ну… можно сказать и так.

– И меня можешь таким ударам обучить?

– Тебя? – молодой человек скептически оглядел напарника. – Тебя уж, пожалуй, поздно, возраст не тот. Хотя кое-что покажу, удар поставлю. Слушай, а вы меня в баньке специально, что ль, дожидались? Все-таки стремно как-то – не удивились даже.

– Да уж, ждали, – кивнул Чугреев. – Янько-весянин, охотник местный, третьего дня еще обещал проводника прислать, сам-то не захотел с нами. Борисычи думали его силком принудить, да потом старшой, Иван Тугой Лук, смекнул – а что толку? Лесища-то тут какие… заведет да сгинет, а мы потом выбирайся как хочешь. Ведь так?

– Так. Значит, этот Янка… Янько меня к вам и прислал… так вы подумали?

– А как же, мил человек?!

Антип засмеялся и тут же закашлялся, схватившись за туес с чагой. Напился, сплюнул в снег, зыркнул вокруг глазами – узкими, глубоко посаженными, непонятно какого цвета.

– А Янько нас не выдаст, не думай. Он хоть и изгой, а все ж два сына – в Хлынове. Знает, если что – достанем. Не-ет, незачем ему нам вредить, себе дороже. Не он шпыней московитских навел, сами они по наши души явилися – погоня! А к заимке по случайности вышли, воевода их, Афонька Конь, видать, человек основательный – все по пути проверяет, даже самую мелочь старается не упустить. В одном погорел – не тех людишек отправил, не думал, верно, что мы там, на заимке, на погосте нас искал Пашозерском, да еще на Харагл-озере – Янько все туда нас хотел направить… Вот, тебя дождались… Не думали, что с вожской земли проводник будет.

– С какой-какой земли?

– А с такой.

Антип вдруг подсел ближе и, положив руку Егору на плечо, сочувственно покачал головой:

– Чую, Егорша, были когда-то и твои предки с землицею… может, даже и своеземцы, не смерды, не закупы. Увы, увы… А теперь что ж? Землицу похватали, поделили, род почти что под корень извели, ты вон сам, почитай, как изгой, скитаешься, никому не нужный… Ведь так? Молчишь? Вижу, что так… Да не переживай, паря! Есть, есть на Руси-матушке местечко, где тебя завсегда примут, завсегда рады будут… Такому-то бойцу! Туда со мной и пойдешь… опосля, как Борисычей, куда им надобно, доведем… Ну, как? Согласен?

Неопределенно пожав плечами, Вожников подкинул в костер дров. Сейчас как раз настало самое время спокойненько, никуда не спеша, определиться – как, собственно, дальше быть? Что делать? Все эти люди – Антип, Борисычи – вызывали подозрений не меньше, а может, даже и больше, нежели убитые ими «шпыни». Кто ж они такие все-таки? Свои братья-реконструкторы? Судя по одежке и причиндалам, по говору – да. Однако чего ж тогда таятся, толком о себе ничего не рассказывают? Антип Чугреев молчит, как партизан на допросе, Борисычи… так с ними Егор и не говорил еще по душам. Поговорить сегодня? А смысл? Если накосячили что-то серьезное (а по всему видно, что так оно и есть!) – не расколются ни за что, да за лишние вопросы могут и язык отрезать… хотя проводник им явно нужен… пока. А потом что? Да что угодно! Эти трое, по всему видать, люди крайне серьезные, крови не боящиеся… беглые зэки? А что? Очень похоже. С зоны сдернули в леса, забрались в первую же избенку, одежку казенную сменили на ту, что нашлась. А те, что их преследовали, тоже беглые, видать, не поделили что-то. Правда, стрелы эти, копье, говор… Как-то странно все это! Странно и непонятно.