Константин Калбазов - Лютый зверь

– Знаю. Есть будешь?

– Не за подачкой я пришел.

– Да ведаю я, ведаю. Стало быть, будь гостем и садись за стол. И нечего брови хмурить. Иль обидеть хозяйку возжелал?

– Никого я обижать не хочу, тетка Беляна, да только какой я гость…

– А это не тебе решать, – строго отрезала женщина. – Коли назвала тебя гостем, то и веди себя как подобает.

Виктор глянул на молоденького паренька, и что-то шевельнулось в памяти. Тот стоял, скособочившись, за спиной обозначился горб. Видно было, что некогда парень телом был ладен, а лик и сейчас у него пригожий. Добрый должен был получиться муж, да только не повезло. То, что увечье его не от рождения, было прекрасно видно любому.

– Беляна, что за добрый молодец? – спросил Виктор так, чтобы не услышал парень, перед которым улыбчивая деваха уже выставляла миску с кашей и кружку с квасом.

– Тихоня. Из вольных. В лесной деревеньке жил. В тот год, ну когда… Его деревом придавило.

– А-а, помню. Его тогда бабка Любава вместе с твоим Гораздом лечила.

– Он и есть.

– А чего он тут-то?

– Работу ищет. Уж в третий раз приходит.

– Так взяла бы. Парень-то хороший. И видно, что работящий. А главное – видно, что голоден, но даром питаться не желает. Или я чего не ведаю?

– Все верно, Добролюб, да только какой из него работник. Силы в нем нет никакой, увечный.

– Я слышал, горбуны обладают силой невероятной. Отец Небесный будто одаривает их взамен увечья.

– Слышала я о таком, но это ежели с рождения. А тут – вон хворый он. В отчем доме-то помогал, как мог, да только из сил выбивается быстро. И толку от него меньше, чем от деда дряхлого.

– Нешто родители хлебом попрекнули?

– Сам не захотел оставаться нахлебником. Глянь, вот и отец его заявился. Опять станет уговаривать вернуться. – Женщина кивнула в открытое окно, через которое были видны ворота, где и впрямь появился какой-то крестьянин. – Я бы взяла его. Да я же не хозяйка, тебе решать.

Показалось или и впрямь с надеждой спросила? Нет, не показалось. И взгляд умоляющий. Женское сердце, оно такое.

– Иди, Беляна.

Виктор продолжал завтракать и наблюдал за тем, как к пареньку подошел крестьянин, стал что-то втолковывать. Парень, набычившись, упрямо мотал головой и забрасывал в рот кашу полными ложками. Видно, что не от жадности. Просто понимает, что уж если выпала возможность, нужно поесть. Но и вести беседу с отцом при посторонних не желает. Чем беседа закончится, тоже было ясно: уйдет крестьянин снова один. Волков и сам не знал, отчего проникся симпатией к Тихоне. Быть может, потому что и сам был калекой. Нет, лицо его тут ни при чем. Увечной была его душа. Так что пусть травмы и разные, но оба они инвалиды.

– Парень, я слышал, ты работу ищешь? – опускаясь напротив, спросил Виктор.

– Ищу, – хмуро буркнул Тихоня, но в глазах сверкнул огонек.

– А что умеешь?

– Я за любую работу возьмусь, чего не знаю, постигну быстро.

– И за женскую возьмешься?

– Сказываю же, за любую.

– Дом прибрать, мужиков обстирать, снедь сготовить, раненых обиходить. А случись тяжелые, так и ходить за ними, как за детьми малыми?

– В свой отряд сватаешь? – Аж голос зазвенел.

– Ну не на это же подворье. Тут Беляна хозяйка. Я только в память о прошлом, почетный гость. В Обережную поедем.

– Так не возьмут. – В глазах – расстройство и печаль.

– Это не твоя забота. И потом, я тебя не на рать сватаю, будешь на хозяйстве.

– Согласен.

– Да как же так-то! – вскинулся не на шутку разволновавшийся отец.

Крестьянин и впрямь рассчитывал уговорить сына вернуться домой. Тем более что работу тот найти никак не мог. Ни мельник, ни кузнец, ни кто иной не хотели связываться с увечным. Тот, может, уж и подался бы в Звонград, да путь этот пешком ему не одолеть. Сюда-то с великим трудом добрался. И вот такая напасть! Нашелся тот, кто подал этому молодому охламону надежду, а тот и радешенек. Шрамы Виктора отца ничуть не смущали, эка невидаль. Знает он этого вояку. Когда-то трактирщиком был, потом лихим делом пробавлялся, за что все его Вепрем кличут. Сказывают, бедокурил он только в Гульдии. Там и прозвище заработал, которое молва людская сюда донесла. Знал и то, что ныне этот аспид на службе в Обережной. Ну и как с таким отпускать родную кровинушку!

– Ты за сына не переживай. К делу приставлю. Будет он свой хлеб есть, честно заработанный. Опять же бабка Любава при мне живет в Обережной. Глядишь, окрепнет парень под ее приглядом.

– А тебе какая печаль калеку привечать? – не сдавался отец. Да и кто захочет отпустить сына? Только сволочь какая. Мужик перед Виктором сидел правильный, так и сына воспитал.