Павел Дмитриев - Разбег в неизвестность

– Да просто завидно старому козлу! Хочет все заслуги себе преписать!

– О! Даже не думай! – Шелепин остановил возмущающуюся жену. – Он прекрасный дипломат, умеет обходить острые углы. Смотришь, вроде согласился, а потом… Прямо в лоб получаешь: «В советско-французских отношениях все возможно».

– Это так называемый вежливый отказ?

– Немного лучше. Но, в общем, ты правильно поняла.

Шелепин выбрал из фруктовницы вьетнамскую новинку, карамболу [202], посмотрел на солнце через пятиконечную звезду отрезанного ломтика и с удовольствием отправил фрукт в рот. Продолжил, чуть похрустывая сочными гранями:

– Как будто мы для него нечто временное. Можно улыбаться, обмениваться подарками, через силу покупать-продавать, но при этом никаких долгосрочных проектов! При этом генерал здравый человек, он явно понимает, что Коммунистическую партию сейчас не сдвинуть никакой силой.

– Как будто мы недостойны чего-то, – задумчиво протянула Вера Борисовна. – Чем СССР так обидел Францию?!

– О! Как ты точно подметила! Вот только, наоборот, де Голль сам нам здорово обязан, после войны Сталин его буквально из задницы вытащил!

Шелепин долил вина в бокалы и после крупного глотка продолжил:

– Эх, послать бы его подальше. Петух чертов!

– Так в чем проблема? – удивилась жена. – Проживем без французов, пусть дальше своих лягушек едят.

– Не получится, и тому есть две причины. – Александр Николаевич сделал еще один жадный глоток. – Во-первых, многие могут посчитать это моей личной ошибкой, отступать будет поздно. Во-вторых, без прочных, многоплановых связей с Францией нет ни единого шанса на распад блока НАТО. Помнишь, Петр описал, чем это кончится в будущем?

– Ах вот оно что… Слушай, Саш, а может, его лично кто-то из русских обидел? Еще при царе? Или его родителей? – Вера Борисовна быстро прикинула возраст, загибая пальцы. – Ему же в нашу революцию двадцать семь лет было. Вот он сейчас и мечется, как змея в муравейнике, навстречу идти не хочет, а после помощи Сталина обидеть совесть не позволяет? В сорок четвертом-то де Голль свою шкуру спасал, не до высокой морали было.

– Хм! – Александр Николаевич отставил бокал и задумчиво посмотрел на жену. – Что-то в этом есть, у него, к сожалению, прекрасная память. Шарль между делом не постеснялся напомнить мне о долгах еще царской России. Вскользь, ненавязчиво… Похоже, что это в его сознании как-то связано… Даже больше!

Шелепин вдруг резко вскочил с лежака и, надевая на ходу шлепанцы, метнулся к лестнице, ведущей с пляжа на дачу.

– Ты куда?!

– Сейчас, минуту! – крикнул муж уже на бегу.

Вернулся он минут через сорок, жадно хватая воздух после полусотни ступеней быстрого спуска. Начал еще издали:

– Надо лифт поставить! Говорят, Брежнев уже себе заказал. Но это чепуха. Кажется, я нашел ключик к Франции!

– Да неужели?! А бегать-то зачем?

– Царские долги! Уверен, Франция с нами не будет иметь серьезных дел, пока мы не договоримся по вопросу обязательств Российской империи. Да что там, де Голля его же избиратели не поймут, порвут на лоскутки! – Александр Николаевич тяжело плюхнулся в кресло. – Я дозвонился до Громыко, узнал, спрашивал ли его де Голль про эти деньги во время визита.

– И что? – поторопила жена.

– Оказывается, это вообще старый и хорошо известный в узких кругах камень преткновения советско-французских отношений. Я тут что-то придумываю, голову ломаю, а все просто. Похоже, в МИДе реально хотели меня подставить, поэтому забыли проинформировать. Ничего, пороюсь в громыковских конюшнях, видать, кому-то там сильно захотелось поехать послом в Чад или Дагомею [203].

Шелепин приподнял бутылку, в ход пошли остатки вина. Разлив, он продолжил:

– В общем, на прошлой неделе Шарль этот вопрос вполне официально поднимал перед Микояном, за него как раз Андрею пришлось отдуваться. Потом еще Брежневу намекал, но тому повезло, удачно отшутился. Ну и меня он тоже пытал, причем прямо на байконурском банкете.

– Выходит, это для него было очень важно. Большая сумма?

– В том-то и дело, что невообразимо огромная! [204]Не поверишь, что-то под десять тысяч тонн золота, миллиарды долларов. Сейчас СССР в год чуть более двухсот тонн этого металла добывает, так что смотри сама на масштаб проблемы.

– Ничего себе! – Вера Борисовна машинально взяла протянутый бокал. – Но мы же никогда не сможем все это отдать!

– Кроме того, я дозвонился по ВЧ до Петра Воронова, – перебил жену Александр Николаевич. – Он, чуть подумав, подтвердил, что в его будущем вопрос французских займов урегулировали в конце девяностых. Самая лучшая новость – отдали им очень мало, буквально несколько процентов от первоначальной суммы [205]. Еще наш пришелец сильно извинялся, что забыл про это сразу упомянуть в своих записках.