Дмитрий Щёкин - Страна городов

Сейчас гномы реализуют свою задумку в жизнь. С ними суетится один из «допущенных» – Зоркий Олень. Скрепя сердце и скрипя зубами, гномы допускают к тайнам ремесла посторонних – наверно, только лишь потому, что требуется грубая рабсила. Надо будет провести воспитательную беседу. Не в стиле Ким-Автономов, но все-таки. Горшки наполнены, поставлены в печь, происходит разжигание топлива.

Не знаю, что у них получилось бы в конце процесса, но начало экспериментов с булатом и легированными сталями испоганил… талантливый наш… Вислоухий Олень. Мы почти с самого начала гоним немереное количество скипидара. Многие сосны в окрестностях острова снабжены туесами и подсочными застругами, дающими смолу-живицу. Живица требуется во многих наших делах для герметизации и прочих разных дел – от красок до припарок от простуды. Пока никто не заболел, но… Сохраняем и используем скипидар как можем, но весь запас не расходуем. Так, на освещение в глиняных лампах наподобие керосиновых со слюдяными стеклами, сжигалось относительно невеликое количество. Остальное было сосредоточено под огромным навесом в глубине леса. По неточным подсчетам, чуть ли не тонна с лишним – сосны истекают ведь соком ежедневно. Запас на всякий случай – не то, чтобы много его нам требуется, но что добру пропадать. К запасам материалов доступ никто и не думал ограничивать.

Олень, заметив, что скипидар неслабо горит, для ускорения розжига, с маху выплеснул горшок скипидара с хорошее ведро размером в разгорающуюся доменную печь. Видели, что может быть, если замкнутое пространство наполнить легковоспламеняющейся жидкостью? Данный процесс происходит, к примеру, в цилиндрах внутреннего сгорания двигателя… а ежели цилиндр объемом в два куба, где-то так? А ежели стенки оного огнеупорные, но нисколько не прочные? Объяснять дальше? Взрыв получился шикарный. С платформы летели, в порядке важности: гномы во главе с господином Фалиным – один комплект, помощники металлургов – один комплект, металлургическая печь – в разобранном виде, одна штука, горшки с шихтой и металлом – не считал никто. Горящие куски разной дряни равномерно распределились по площади радиусом пятьдесят метров, вызвал незначительные возгорания, команда естествоиспытателей – неравномерной кучкой в восемь обгорелых рыл – внизу площадки, у подножия холма на десять метров ниже эпицентра. И хорошо, что на момент взрыва они находились на краю платформы. Их просто сдуло волной, не причинив особых повреждений. Сдуло и мелкие сооружения типа навесов для кузницы. Стихия пощадила лишь медеплавильную печь и горн. Восстанавливать предстояло практически все производство металла с нуля. Металлургия приказала долго жить. По крайней мере – ждать до лета.

Я горестно оглядывал восемь стонущих тушек разной степени обжаренности. Одежду с мальчишек поснимали, обработали струпья маслом облепихи. Теперь надежда была только на молодые организмы и настойку тиса в части восстановления естественных функций организма. На меня, на Рому, на пострадавших в стычке с нами «мамонтят» он подействовал волшебным образом. Но что, если его действие зависит от сбора, от миллиона других причин? Что если его секрет в строгом времени сбора меда, крепости настоя, да мало ли от чего может оно зависеть? Но делать нечего – у нас больше не было ничего. Мудрый Кремень не отходил от постели сына и других ребят. Кроманьонец не подпускал к ним никого, став им отцом и матерью в одном лице, даже на меня ворчал порой, пусть с опаской, но ворчал. Я понимал его чувства. К ребятам подходила только пара сиделок, в числе которых оказался Рома Финкель и он. Можно было видеть ночью как при неверном свете лампы, он переходит от лежанки к лежанке, что-то поправляя и перекладывая ребят поудобней.

На племя навалилась забота о неподвижных его членах. Нужна была свежая дичь, бульон из птицы – самое то. Первыми под нож ушли обитатели утиной фермы. Винил я, конечно, себя в первую очередь – недосмотрел, пустил на самотек и дал слишком большую самостоятельность. Вот и результат. При любом исходе – оправдания нет. Новые члены племени вначале с непониманием отнеслись к хлопотам о пострадавших. В эти суровые времена серьезная травма вычеркивала человека из числа живых почти сразу. Высший акт милосердия – удар дубиной, прекращающий муки страдальца. Но они помнили, как лечили переломанные конечности и синяки «мамонтятам», и потихоньку впитывали уроки милосердия и правило – за своих боремся до конца. Это правило было возведено в абсолют членами нашей постоянной Стражи, взявшими себе девиз легионеров Древнего Рима – «мы заботимся о легионе – легион заботится о нас». Федор читал как-то о Древнем Риме, вот и врезалось в память. Сказал своим – они сделали девизом.