Вячеслав Дыкин - Гусариум (сборник)

А может, и нужна. Вон между деревьев на Смоленской дороге большой конный отряд мелькает. Коней больше, чем деревьев, которые мы видим. Теперь и хруст снега под копытами слышен, лошади ржут и фыркают, солдатики кричат чего-то неразборчиво. Нам бы затихариться, спрятаться. Так нет. Наши кони ржут в ответ.

Бросаться в атаку столь малыми силами – глупость большая. Ждем-с.

Вылетает к нам на резвой лошадке, белой в яблоках, офицерик. Мундир цвета сухого дубового листа, золотые эполеты блестят, медвежья шапка уши греет. Взгляд прямой, бесстрашный. Он нас не боится, он нас изучает. За ним скачут четыре всадника в таких же мундирах.

Офицер рот кривит в презрительной усмешке.

– Годдам, – изрекает он.

Англичане! Радостная догадка озаряет мой мозг.

Перехожу на английский. Рассказываю, кто мы, откуда и куда.

– Рашшен? – удивляется англичанин, как будто он в лесах под Смоленском эфиопов надеялся встретить.

Потом представляется. Говорит, что зовут его Сидней О’Рейли, капитан английской гвардии, возглавляет третью роту шестнадцатого драгунского полка. Поручено им провести разведку боем.

Ох уж эти англичане, думаю. Только они способны проводить разведку боем целым полком. Какая же это скрытность?

Ну, я этому Рейли разведданные и вываливаю. Где французы, где Наполеон, где и сколько переправ наведено. Англичанин оценил важность сведений. Наших коней пришлось перепоручить драгунам. Я бы не поменял своего Барабана даже на самую лучшую английскую лошадь, но мой надежный друг устал, замерз и проголодался. А мне следовало, по мнению Рейли, незамедлительно предстать перед лордом Веллингтоном.

Это был настоящий английский аристократ. Высокого роста. Впалые щеки, орлиный нос, властные голубые глаза, тонкий, будто прочерченный, рот.

Из-под насупленных бровей он бросил на меня суровый взгляд и с каменным молчанием выслушал мой сбивчивый рассказ про маневры французской армии. Потом заговорил. И говор его показался мне современным. Словарный запас вовсе не англичанина девятнадцатого века. Наш человек, из русских засланцев. Он знал много больше моего о положении русских войск. Это помогло соорудить Наполеону ловушку недалеко от Вязьмы. Так случилось здешнее Ватерлоо. Интересно, в Лондоне они теперь вокзал Вязьмой назовут?

Наполеон переправился через Березину прямо под огонь пушечных батарей лорда Веллингтона. Там было не сорок, а все четыреста пушек. Удино, переправившись во главе французской армии между Брилем и Стаховым, попал под атаку английской конницы. Чичагов, выслав Сабанеева с войсками к Стахову, приказал отрядам Ермолова и Платова стать там же в резерве. Бой продолжался пятнадцать часов. Правда, в темноте сражались только врукопашную и уже не с тем ожесточением. Французы больше сдавались, а первыми сдались испанцы и поляки. Наполеона Веллингтон пленил к вечеру. Ужинали они уже вместе. И не как у нас кофеем с печеньем, а рябчиками и вином.

Сидим мы с Бедрягой в крестьянской избушке на неструганой лавке, за дубовым столом, цедим шампанское, апельсинами заедаем, предаемся сожалению, что Париж не завоюем.

– Николай, – говорю ему тоскливо, – хоть Голицын и не из нашей партии, но такой же засланец. И самодельный бронежилет его не спас. Попала шальная пуля в голову. Упал в бурный поток, так его и не нашли, чтобы реанимировать. Правда, ныне он назывался уже не князь Голицын, а французский дивизионный генерал Франсуа Грувель. Давай помянем. Чего-то жалко мне его. Да, и в нашем мире при высадке на чужую планету с агрессивной средой существуют допустимые потери. Помнишь пятно на Япете? Сколько десантников за здорово живешь там угробили? Пока начальство разобралось, что там депрессионное поле по мозгам бьет, шесть человек выпрыгнули от ужаса из скафандров.

Вспомнил я Япет, и горько мне стало, будто горошину перца черного разгрыз, еще и голова заболела. Хотел же тогда морду чифу набить. Не дали.

– Так это когда было, Денис Васильевич, – Бедряга отхлебнул шампанского, пососал дольку апельсина, – мы потом и на Веге десант потеряли.

– Теряем, лучших людей теряем, – соглашаюсь. – А ради чего? Вот мы войну, Бедряга, выиграли. Вроде радость, а на душе тошно. Тысячи лет только тем и занимаемся, что пытаемся себя очеловечить, а всё равно звериная сущность просыпается. Давай, наливай чего покрепче. Лучше водки. И вообще, зря мы в эту историческую кашу влезли. Жил себе спокойно этот мир параллельно нашему. Знаешь же, что собственную историю всё равно не переделать. Это всё уже случилось. Но есть реальность соседняя. Параллельная. И сегодня, здесь, их 1812 год. Жили они, не тужили, сражались, умирали. Без нас. Нет, влезли мы в чужой монастырь со своим уставом. Игру в солдатики затеяли с настоящими людьми. И на чужие жизни нам наплевать. Пусть друг друга поубивают нам на развлечение. Мы же полубоги. Это нам друг другу надо показать, кто круче.