Вячеслав Дыкин - Гусариум (сборник)

Я не представлял себе, как вступлю в переговоры с тварью, хватающей весла зелеными чешуйчатыми лапами, однако я был гусар, хоть и отставной, Александрийского полка. За наши черные ментики и доломаны враги прозвали нас «гусарами смерти», и мы всерьез подумывали о том, чтобы украсить мундиры наши знаком «адамовой головы» – черепом с костями. Согласитесь, гусар-александриец, видавший смерть в лицо, не имел права трусить и отступать. А тем более – отступать в присутствии флотских.

В ожидании ответа подводных жителей я потребовал себе фонарь.

Смелость моя передалась матросам. Они не шарахались от борта, как следовало бы в ожидании нечистой силы, а передали мне фонарь и молча смотрели в то место, где ушла в воду моя ложка.

Очевидно, ложка вызвала на дне смятение. Может статься, ее и на зубок пробовали. Или устроили военный совет: для какой надобности сей странный предмет служит? Сомнительно, чтобы на дне протоки варили щи и кашу, а потом хлебали их ложками. Единорог был заряжен, и Бахтин в последний раз посылал поискать ветра в поле благоразумного Иванова, когда из воды высунулась бочка. Она чуть приподнялась, я осветил ее и увидел просверленные в боках дырки.

Не требовалось большой сообразительности, чтобы понять: внутри пуд миног и дохлая кошка!

– Премного благодарен! – громко сказал я. – Да только к миногам у меня душа не лежит! Забирай их себе, хозяин, не обессудь, да и сам убирайся подальше, покамест капитан не начал сажать в жилище твое полупудовые ядра. А лучше всего было бы, кабы ты дал нам дорогу.

– Бушуев, вы последнего ума лишились? – громко спросил Бахтин. – С кем вы затеяли переговоры?

– Со мной! – раздался утробный глас, и на поверхность воды всплыли уста. Сквозь тонкий водяной слой виднелась и вся рожа. Надо сказать, страшенная – с расплющенным носом, в облаке зеленой тины.

– Господи Иисусе! – воскликнул Калинин, но, при всем испуге, сумел удержать матроса, что вздумал прихлопнуть этот морок веслом.

– Уж не знаю, кто ты таков, – обратился я к подводному жителю, – да только не балуй, пусти нас пройти по старице. Не своей волей идем…

– Как же идете? – полюбопытствовали толстые уста, окруженные мелкими пузырьками. – По воде, чай, не ходят, а плавают!

Его русская речь была неуловимо чужой. Как говорят прижившиеся у нас немцы, я знаю – правильно, однако хоть малость – да на свой лад. Этот же выговаривал гласные звуки чересчур протяжно. Прибавляли своеобычия и пузырьки с их легким потрескиванием, и какое-то бульканье в горле у подводного жителя.

– Пропусти, сделай милость, а мы заплатим. Мы люди порядочные, добро ценить умеем, – продолжал я.

– Тебя пропущу, порядочный человек. А лодки пускай до утра постоят. Будет лодочникам впредь наука – не ходить в наши владения.

– Как же я без лодки-то?

– Высадиться тебе на берегу дозволю.

Этого мне только недоставало – один, ночью, в незнакомой местности! До Риги – мало того что по меньшей мере шесть верст, так еще и по противоположному берегу. А главное – даже когда бы я оказался в Риге, всё равно не смог бы предупредить пехотинцев Розена и приставшего к ним, чтобы в ратном деле замолить грехи перед рижанами, фон Эссена, что отряд Бахтина попал в диковинную беду.

Бахтин, удержав канонира, пробрался ко мне и вместе со всеми уставился на губастую пасть водяной нечистой силы.

– А коли я не захочу на берег высаживаться? – спросил я.

– Сиди тогда посреди старицы до рассвета. А рассветет – я лодки носами к Двине разверну и хорошего пинка дам – так в устье и влетите.

Вспомнил я Васькины предостережения, вспомнил! Да только что теперь от них проку?

Но не было еще случая, чтобы черный гусар поднял белый флаг. Подводный житель благодаря серебряной ложке чувствовал ко мне расположение, и следовало продолжить нашу беседу, авось удастся что-либо выторговать.

– Будь по-твоему, – отвечал я. – Высаживай меня на берег!

– Становись! – приказал он, рожа отплыла в сторону, а под водой обозначились очертания преогромной ладони. Я понял, что прочее тело довольно велико, чтобы и впрямь дать пинка канонерской лодке. Вот только смутило меня, что ручища, мне предложенная, была гораздо больше той зеленой лапы, что швыряла весло. Надо полагать, нечисть тут водилась разного размера.

– Ну, братцы, не поминайте лихом! – крикнул я, перенес ногу через борт и ступил на подставленную ладонь.

– Бушуев, перестань дурачиться! – самым что ни на есть капитанским голосом приказал Бахтин.