Константин Костин - Моя понимать

Пятиминутка отчаяния закончилась.

— Господин Хыгр, вспомните, пожалуйста, что вам известно о существующих в вашем мире возможностях незаметного подслушивания.

Димка взглянул на останки таракана.

Если бы не назойливое насекомое, то он, наверное, в начале вспомнил бы о слуховых каналах в стенах, голосниках, «коридорах шепота». Окружающее его средневековье не вызывало других ассоциаций со словом «подслушивание». Но таракан дал короткую и незатейливую цепочку, которая помогла сразу сообразить, что имеет в виду господин Шарль.

Таракан. Насекомое. «Жучок».

Подслушивающее устройство.

Против нас играют пришельцы из другого мира. Кто сказал, что здесь не могут появиться «жучки».

Димка еще раз взглянул на погибшего таракана, как будто ожидая увидеть под изломанным хитином блеск микросхем. Нет, таракан, как таракан.

— Да. Быть маленькая вещь, которая мочь слушать.

— Что за вещь, размеры, как далеко она работает?

Четкий деловой тон. Господин Шарль ищет «жучки»? Где? И самое главное — зачем?

Как он вообще узнал, что они могут быть?

— Маленькая…

Кто его знает, кого размера могут быть микрофоны у иномирских шпионов?

— Такая… — Димка показал пальцами размер крупной сливы, — Такая… — кончиком пера нарисовал на бумаге кружок величиной с типографскую букву «о».

— Маленькие… — слегка осунулся господин Шарль, — Как эта дрянь работает?

Димка вздохнул.

— Вещь ставить место человек говорить. Вещь слушать голос давать другая вещь. Другая вещь слушать другая человек.

Господин Шарль потер виски.

— Как она передает голос на другой предмет?

— Тонкая нитка.

— Нить? — господин Шарль оживился, — Этот подслушивающий предмет должен быть связан нить с другим предметом, через который подслушивают?

— Нет. Мочь быть голос давать свет… Вещь слушать давать свет, другая вещь брать свет давать голос.

— Свет? Она светиться?

— Свет не видеть.

— Одна вещь находится в комнате и излучает невидимый свет. Другая вещь улавливает этот свет и издает те звуки, которые слышит первая вещь. Так?

— Да.

— Эти две вещи должны находиться в одной комнате?

— Нет. Мочь быть разная.

— Как тогда свет проходит через стены?

— Свет не видеть мочь ходить стенка.

— Невидимый свет, проходящий через стены… На каком расстоянии?

Димка развел руками. Мало того, что он просто не знал таких вещей, так еще и не владел местными мерами длины. В смысле, не мог их произнести.

— десять шагов? Сто? Миля? Сто миль?

— Сто шаг. Моя так думать.

Господин Шарль откинулся на спинку стула:

— Так… Одна вещь спрятана в комнате. Когда в комнате раздается голос, вещь испускает невидимый свет. Этот свет улавливает вторая вещь, которая может находиться где угодно. При улавливании света она звучит тем и тот, кто в этот момент находится рядом с ней, может услышать то, что говорят в комнате, где находится первая вещь. Так?

— Нет. Вторая вещь писать голос. Человек хотеть любая время слышать голос.

— То есть, человек может находиться где угодно, а потом просто прослушать то, что говорили два часа назад?

— Да.

Господин Шарль выругался по-черноэльфийски. Судя по всему, он понадеялся поймать того таинственного слухача, вычислив его по тому, что он должен в момент прослушивания куда-то прятаться… Кто кого подслушивает?

— Господин Хыгр, вам нужно спать. Завтра мы едем во дворец.

— Бывший начальник особого королевского сыска? Как ты его нашел?

— Он сам меня нашел.

— Наглец…

— Он готов помочь.

— Почему?

— Как я понимаю, Чарльзу нужно то же, что и нам. Порядок в стране. По его мнению, обеспечить его можем только мы. Вы.

— Значит, готов помочь…

— Только… Он до сих пор в розыске и хотел бы, чтобы мы сняли розыскные листы.

— Когда поможет. Если он на самом деле выловит этого шпиона, я готов ему хоть орден дать.

— У нас нет орденов.

Орденов у революции действительно не было. Сначала хотели было ввести, но товарищ Каменотес разразился на заседании Комитета длинной речью о том, что ордена, медали и прочее тому подобное суть пережитки проклятого прошлого и должны быть отменены навсегда и безвозвратно. Мол, все люди равны и нельзя кого-то выделять.

Товарищ Каменотес готов был отрубить голову всем, кто выделялся из толпы, не понимая, что равенство и уравниловка — не одно и то же.

Утром следующего дня товарищ Каменотес, хмурый хуманс, окончательно утвердился в мысли, что вождь сошел с ума.