Александр Прозоров - Тайна князя Галицкого

– Пятимся, пятимся! – закричал воевода. – Шире расходитесь, чтобы не обошли.

Узкая дорога, слева река, справа лес. Если повезет…

– Сдохни, москаль! – Босолицый лях в грязной, закопченной одежде с разбега ударил боярина копьем в грудь, но Котошикин, повернувшись и чуть отклонившись назад, пропустил наконечник по нагрудным пластинам юшмана, вдобавок еще, перехватив древко, дернул его к себе – и разбойник сам напоролся горлом на его клинок. Второй оказался шустрее, при взмахе сабли наклонился. Голову спас, но по пальцам лезвием схлопотал и завыл, кружась и забыв о сече. И мешая своим – так что добивать его воевода не стал, еще раз крикнув:

– Пятимся! Пятимся, други!

– О, господи! – Левый стрелец пропустил укол в ногу, упал на колено, и ему в бок впились сразу три копья. Белоснежная рубаха мгновенно стала красной и влажной, несчастный обмяк. Щерба же не мог даже сквитаться – до убийц ему было не достать.

– А-а, проклятье! – Карасик, оступившись, кувыркнулся через спину вниз к воде. Двое поляков мигом метнулись следом, но их пики вонзились в щит, которым успел укрыться холоп. Блеснуло понизу лезвие, подрубая щиколотки – и шельмец, подпрыгнув, прямо по воде со всех ног дал драпака к крепости, высоко вздымая брызги.

– Хоть кто-то ушел… – быстро отступая, пробормотал боярин. На него напирали сразу пятеро ляхов. Щерба насилу успевал отбивать стремительные уколы то вверх, то в сторону. Отвечать смысла не имело. Сабелькой до копейщика, увы, не достать. А извернуться, обойти, поднырнуть места уже не осталось.

Вскрикнул еще один заколотый стрелец. Русских на дороге осталось двое. И живы они были только потому, что разбойники, ощутив себя в безопасности, уже не сражались, а забавлялись, жаля быстрыми уколами, болезненными, но несмертельными.

– Вот и прославился… – пробормотал стрелец и всхлипнул. – Боярин, нас убьют, да? Убьют?

Рубаха и шаровары его были в крови. Паренек, похоже, в душе уже сдался, не отбиваясь, а только прикрывая бердышом грудь и лишь болезненно охая при каждом новом уколе.

– Никак ты, Тимоха? – узнал молодца воевода. – Что поделать, судьба. Придется умереть. Для того люди ратные и рождаются, чтобы живот свой за землю русскую отдавать. Пора и нам…

Боярин Щерба Котошикин опустил бесполезную уже саблю, снял с головы шелом и перекрестился:

– Прими, Господи, душу грешного раба твоего…

Грохнул выстрел. Чугунное ядро, сладострастно чавкнув, прошило тела столпившихся перед ним разбойников. В стороны брызнули кровь и мясо. Кто-то закричал, кто-то шарахнулся, кто-то молча повалился. Воевода, левой рукой сграбастав Тимоху за ворот, рванул его на себя, уволакивая в сторону монастыря, правой рубанул выжившего зачем-то поляка, сжимающего в руках обломок копья, еще одного ткнул кончиком сабли, упал, увлекая за собой парня.

Тут же часто загрохотали выстрелы, легко находя себе добычу в плотной толпе разбойников. Ляхи шарахнулись по сторонам в поисках убежища – но кто-то из них мстительно ткнул копьем в чудом спасшихся защитников обители. Тимофею повезло, боярину Щербе нет – острие, порвав кольца юшмана, прошло между пластинами и вонзилось куда-то в край живота. Вонзилось почти небольно – издевательские мелкие уколы были куда неприятнее. Или, может, он уже привык?

Пушка монастыря грохнула еще раз. Боярин Щерба закрыл глаза и пробормотал:

– Да благословит тебя Господь, отец Даниил. Век за тебя молиться буду.

– То не Даниил, боярин, то я, – прошептал в ответ Карасик. – Сейчас я тебя вытащу. Тут уж совсем чуток осталось. Быстро дотяну.

– Шлем не забудь, отцовский, – ответил ему воевода, роняя голову на песок… и с огромным облегчением проснулся.

Немного полежал в постели, приходя в себя, потом откинул край одеяла, посмотрел на свой бок. Живот с правой стороны, чуть выше бедра, сильно покраснел, намекая на возможность кровоподтека. Однако раны, разумеется, не было.

– Спасибо, на этот раз хотя бы не убили…

Евгений Леонтьев потер виски, поднялся, отправился в душ, под горячие упругие струи, быстро приводящие его в себя.

Подобный яркий сон был у него не первым. Причем он каждый раз был боярином Щербой – поначалу отроком, потом новиком, сотником. Теперь, вот, воеводой стал. Правда, над гарнизоном всего в десять человек. Но все равно – воевода в крепости. Холоп, однако, ото сна ко сну взрослел заметно. Прямо как в жизни. Прошлый раз возле Нарвы шведов били – ему лет двадцать было. А сейчас, почитай, сороковник, не менее.