Валерий Афанасьев - Троянский пес

– Это точно, указала. И где она, эта дорога?

Действительно, лесной народец не спешил показываться на глаза и не повесил на деревьях указателей, гласящих: «К лесной ведунье – прямо». Неужели Айла не смогла договориться? Куда нам тогда идти?

– Тью-фить, тью-фить, – прокричала лесная пичуга прямо у нас над головой. Перелетела метров на пять и повторила: – Тью-фить, тью-фить.

Ей ответила другая, а той еще одна. Птицы перекликались друг за другом, образуя прямую линию. Звали за собой.

– Пошли, – сказал я.

И мы продолжили путь.

Весь день пичуги сопровождали нас, указывая направление и развлекая незатейливой песней, которая, признаться, к вечеру нам изрядно надоела. Так что я начал напевать свою, чтобы как-то разнообразить музыкальное сопровождение. Дим послушал и тоже спел парочку песен. Одну грустную, о печальных глазах любимой. Интересно, почему о печальных? Видимо, возлюбленная поэта была совсем не похожа на Фрею. Избранницу Дима печальной я не видел. Вторая песня была веселой, скорее всего, студенческой и как нельзя более подходила к нашему бравому маршу. Так мы добрались до родника, где и решили остановиться на ночь. При скромной еде можно было напиться вдоволь находящейся рядом воды. Утешение слабое, но все-таки плюс.

Спать без костра было прохладно. Хорошо еще, мои вещи успели высохнуть за день, иначе «прохладно» могло бы превратиться в «холодно», а это уже совсем невесело. Отчасти спасал густой мех Дима, согревая меня с одной стороны и не позволяя замерзнуть полностью. Самым же печальным было то, что спать мы легли почти на голодный желудок.

Весь день мы собирали ягоды да после обеда обобрали дочиста дерево с орехами – вот и вся наша еда. Более чем скромная. Я предлагал Диму набрать грибов – отличить съедобные от несъедобных, благодаря новым способностям, я мог без труда. Вот только сварить их было проблематично, а есть сырыми отказался даже Дим. А еще он то и дело шнырял по зарослям, пытаясь поймать какую-нибудь дичь. Безрезультатно. Не скажу, что ее совсем не было, но шустрые лесные зверьки успевали разбежаться, почувствовав приближение такого большого существа. Да и не охотник он, определенно. Где было научиться приемам охоты человеку городскому, проводящему большую часть своей жизни за разбором свитков? Я в охоте тоже был не силен. Ближе к вечеру Дим притащил большой гриб и, дождавшись, когда я подтвержу, что он вполне съедобен, все-таки принялся его есть.

Это надо было видеть. Немного пожевав шляпку, он ее выплюнул, заявив, что, несмотря на мои утверждения, есть этот гриб совершенно невозможно.

Кто бы спорил. Я лишь говорил, что гриб не ядовит. О его вкусовых качествах в сыром виде речи не шло.

Так мы и заснули полуголодными.

Утром я энергично помахал руками, пытаясь согреться, и принялся собираться в дорогу. Дим приоткрыл один глаз и посмотрел с тоской:

– Альберт, если ты что-нибудь не придумаешь насчет еды, я просто не доживу до того дня, когда вновь стану человеком.

– Ладно. Не хотел я этого делать, но придется приступить к экспериментам. Собирай дрова, а я попытаюсь развести огонь. Только если что-то пойдет не так, на меня не пеняй.

Не так? О, магическая энергия такая тонкая вещь. Очень многое может пойти не так, особенно когда приходится пробираться впотьмах на ощупь, скорее угадывая верные ходы, чем зная их.

Экспериментировать с посохом я не стал. Вместо этого достал из кармана куртки стикеры. Вещи пусть немного, но знакомые. Для того чтобы зажечь огонь, насколько я помню, лучше всего подходит энергия оранжевого цвета.

Убрав все стикеры, кроме оранжевого, я приступил к экспериментам. То есть сел на поваленное дерево и задумался. Как, спрашивается, заставить энергию превратиться в огонь? В шаре она совершенно не жжется. А в огне греет замечательно.

Дим притащил большую сухую ветку, с надеждой посмотрел на меня, вздохнул и отправился за новой партией дров.

Думай, Альберт, думай. Твой друг на тебя надеется.

Что ж, начнем. Поставлю точку и попробую накачать в нее как можно больше энергии.

Я поставил точку. Стоп. Я поставил точку. Да нет же, я ее точно поставил. И линию от нее провел, точнее, пытался провести. И она была. Берусь поспорить, какую-то долю секунды точка и линия существовали. Куда же они пропали? Стикер неисправен? Или что-то мешает?

Я хлопнул себя рукой по лбу. Это надо же было забыть! Пряжка моего пояса светилась оранжевым, медленно тускнея. Моя собственная защита поглощает энергию стикера. Что там Айла говорила – снять пояс. Надо было с этого и начинать.