Сергей Бузинин - «Отпуска нет на войне». Большая Игра «попаданца»

Небольшое совещание затянулось на пару часов, так или иначе втянув в себя всех присутствующих. Бёрнхем, взяв на себя роль отрядного казначея, ожесточенно чиркал огрызком карандаша в огромном блокноте. Митчелл пытался отчаянно спорить с Хостом и Картрайтом, доказывая, что на армейских складах, через знакомых интендантов прибарахлиться проще и дешевле, чем в «West Arms». Здоровяки молчаливо уперлись и доводам разума внимать не хотели. Бланш дважды приносила кофейник и один раз блюдо с жареным мясом, и даже Паркер, тоскливо взглянув на так и не допитую бутылку, хлебнул кофе, обжегся и, прошипев что-то невнятное, вступил в полемику.

– Да, чуть не забыл, – Бёрнхем оторвал глаза от записей, – Майлз, ты свой любимый «спрингфилд» дома нынче оставь, а прикупи себе такой же «восемьдесят пятый», как у меня. Кстати! Остальных любителей скользящих затворов это тоже касается! – Фрэнк выразительно покосился в сторону Паркера и вновь склонился над блокнотом.

– А чего это я свое ружьецо брать не должен? – нахмурился Митчелл.

– А когда ты к нему все патроны расстреляешь, где я тебе новых возьму? – вопросительно поднял бровь Бёрнхем. – Там лавки тетки Элли нету.

– Ну, слава тебе, Господи! – радостно осклабился Митчелл. – Вконец меня задолбала старая ведьма. За чем бы к ней ни пришел – уходишь, как оплеванный, – ее Тотошка, и то тише лает. Лучше бы ее в детстве смерч из Канзаса в фургоне куда подальше забросил, а не в соседний штат…

– Значит, ты вновь возвращаешься в Африку? – тихо спросила Бланш, проводив последнего из гостей.

– Да, – коротко ответил Фрэнк, чуточку виноватым тоном, вглядываясь в отблески огня на лице жены. – Да, возвращаюсь…

– Но зачем?! Ведь когда не стало нашей Нады [1], ты пообещал покинуть эту проклятую землю, лишь только закончится война [2], и больше там не появляться?! А сейчас уезжаешь…

– Пойми, милая, – Бёрнхем ласково положил ладони на плечи жене и заглянул в мокрые от слез глаза, – людям, которых я очень уважаю, очень нужна моя помощь. И нужна именно сейчас. Да и ко всему прочему, есть возможность получить столько денег, что их хватит до конца жизни… – услышав легкий вздох жены, Фрэнк сбился с речи, а разглядев ее грустную, все понимающую улыбку и вовсе стушевался, – да чего я тебе все это говорю, ты и сама все знаешь. В отличие от парней золото буров интересует меня меньше всего – мое главное богатство – это ты и дети. Но не ехать я не могу.

– Знаю, милый, – в очередной раз вздохнула Бланш, – я все знаю. Когда вы отбываете?

– Я – завтра. Утром уходит дилижанс в Фэрбэнкс. Оттуда – в Канаду, а уж из Галифакса – в Кейптаун. Парни же сначала навестят Сиэтл, приобретут все необходимое и присоединятся ко мне уже в Африке.

– Пусть Всевышний хранит тебя, где бы ты ни был, – перекрестила мужа Бланш. – А я буду каждый день молить его об этом…

1 февраля 1900 года. Кейптаун

– А я еще раз говорю вам, сэр, – безусый лейтенант в щегольском кителе с аксельбантом адъютанта раскинул руки наподобие распятия, – сейчас командующий отдыхает. Приходите к вечеру. А еще лучше – завтра.

– А еще лучше – не приходите вовсе, – в тон ему хмыкнул Бёрнхем, копаясь в своем мешке. – Вот. Передайте это лорду Робертсу, – закончив поиски, он протянул офицеру маленький прямоугольник визитки. – И если вам дороги ваши эполеты и ваше место, настоятельно рекомендую сделать это немедленно.

– Да как вы смеете угрожать британскому офицеру! – от возмущения мальчишка побагровел, словно старый матрос от кварты рома. – Я доложу его высокопревосходительству о вас, но не раньше, чем он соизволит проснуться! А сейчас, если вы не удалитесь, я буду вынужден вызвать караул, который препроводит вас прямиком на гауптвахту!

– А я все же встречусь с лордом Робертсом сейчас. С вашего позволения… – Бёрнхем неожиданно для юнца шагнул вперед, неуловимым движением уложил его на пол и быстро стянул руки шнуром от портьеры, срезанным тут же. – Или без такового. Мне не хотелось бы проделывать такую же шутку с караульными, а посему… – Фрэнк достал из нагрудного кармана носовой платок и ловко сунул его в раскрытый рот онемевшего от удивления адъютанта, – приношу вам свои извинения и желаю приятного отдыха.

Паренек что-то невнятно промычал и вдруг, перекатившись в сторону, словно заправский футболист, пнул фаянсовую вазу. Осколки еще звонко сыпались на пол, когда створки дверей распахнулись и в холл вбежали двое караульных.