Сергей Антонов - Королева голод (сборник)

– Что ж, спасибо, святой отец. Теперь остается поговорить с хозяином замка и садовником Мулежем, – Мортрэ взглянул на Рэйчел и Клода, которые играли с Честером. – Вот кому стоит позавидовать. С удовольствием поменялся местами с этим пареньком. Мне довелось познакомиться с Рэйчел при таких обстоятельствах…

– Я уже рассказала отцу Луиджи о происшествии в автобусе, комиссар! – крикнула девочка. – Не забывайте о том, что я у меня отменный слух. Если хотите, чтобы ваши секреты не достигли моих ушей, старайтесь держаться подальше.

Мортрэ и Форелли обменялись улыбками. Как только комиссар ушел, подростки уселись по обе стороны от отца Луиджи. Честер, так и не простивший священника, даже не приблизился к скамейке, а улегся на траву в сторонке.

– Хотелось бы услышать продолжение вашего рассказа, святой отец, – попросила Мидллуайт. – Мы остановились на том, что тамплиеры были великими путешественниками и первыми составили географические карты в том виде, какие они сейчас.

– Да, Рэйчел, – Форелли был рад отвлечься от грустных мыслей об отце Ангерране. – Как я уже говорил, крестовые походы преследовали не только сугубо военные цели…

Разговор Мортрэ с Мулежем был коротким и не добивал ничего нового к тому, что комиссар уже знал. Ларуш, которого выводила из себя любая помеха на пути к главной цели его приезда, был не слишком рад новому знакомству.

– Это ваши местные дела, уважаемый Мортрэ, – резюмировал Жак после того, как выслушал известие о смерти Моруа. – Я нахожусь здесь всего несколько часов и ничем не смогу помочь вам. В последний раз видел отца Ангеррана в детстве. Пьер контактировал с ним от моего имени, а его вы уже расспрашивали. Еще вопросы будут?

– Возможно, появятся позже, – буркнул Мортрэ.

– В таком случае, я провожу вас до машины.

Комиссару пришлось подчиниться откровенному указанию на дверь. Выйдя на аллею, он сунул руку в карман за портсигаром и наткнулся пальцами на конверт с фотографиями.

– Секундочку, месье Ларуш. Мне придется задержаться еще на несколько минут, чтобы кое-что показать отцу Луиджи.

– Делайте, как знаете!

– Это мы сняли в комнате, где был обнаружен труп Моруа, – сказал комиссар, протягивая Форелли фотографии изображенной на стене свастики. Хотелось бы услышать ваш комментарий.

Священник взял снимки и беспомощно развел руками.

– Забыл очки! Сколько раз собирался прикрепить к ним цепочку. Клод, не будешь ли любезен принести мне…

– Конечно, падре!

– По-моему я оставил их на бюро в своей комнате.

Через минуту, водрузив на нос принесенные Клодом очки, Форелли просмотрел фотографии.

– Свастика. Символ нацисткой Германии. Ее изобразил убийца?

– Думаю, да, святой отец. Вам известно о том, что Моруа писал статью о неофашистах и принимал активное участие в розыске нацистских преступников?

– Конечно, но эта версия заведет вас в тупик, комиссар.

– Почему вы так думаете?

– Круг подозреваемых будет слишком широк. Людей, которых Моруа задевал своими публикациями за живое – тысячи. Чтобы проверить каждого вам не хватит жизни. Могу предложить другую версию, но боюсь, что она покажется вам фантастичной.

– Говорите, падре. За годы работы в полиции мне не раз приходилась убеждаться в том, что грань между реальностью и фантастикой весьма эфемерна.

– Свастика – очень древний символ. В числе тех, кто делал ее своей эмблемой, были и тамплиеры.

– Это уж слишком! – комиссар с сомнением покачал головой. – Пользуясь вашей терминологией, круг подозреваемых, в этом случае станет еще шире.

– Я предупреждал, что не гожусь в консультанты по уголовным делам.

– И все равно – спасибо!

Мортрэ сунул руки в карманы плаща и двинулся к своему автомобилю.

– Не люблю полицейских! – заявил Ларуш, провожая комиссара взглядом. – Мне кажется, что преступления происходят там, где они появляются, а не наоборот.

– Оригинальное замечание, мсье Жак, – сказал Форелли. – Смотрите, не накличьте беду.

Сельское кладбище, на котором хоронили отца Ангеррана, на первый взгляд выглядело запущенным. Однако тот, кто рассматривал внимательнее, понимал: разномастные надгробия и старые, росшие, там, где им вздумалось деревья, создавали особый, ни с чем не сравнимый стиль, который навсегда утратили безликие городские кладбища с их выровненными по линейке рядами могил. И все же кладбище, каким бы замечательным оно не было, оставалось кладбищем.