Сергей Антонов - Королева голод (сборник)

– Сейчас я покажу мсье Ларушу и отцу Луиджи их комнаты, – сказала Фрида. – А через двадцать минут жду всех в столовой.

– Мне очень жаль, – извинился Моруа. – Но присоединиться к вам не смогу: необходимо закончить статью, заказанную мне одним журналом. Надеюсь, что до завтра успею ее отослать и навещу вас, отец Луиджи.

– Буду с нетерпением ждать, – кивнул Форелли. – Нам есть, что обсудить.

– И поспорить! – улыбнулся отец Ангерран. – Я в восторге от «Продавцов», но считанию некоторые умозаключения о сектанстве слишком радикальными.

– О чем вы, дорогой коллега? – удивленно вскинул брови Форелли.

– О вашей последней работе, конечно же! «Продавцы Апокалипсиса» произвели настоящий фурор как в церковных, так и светских кругах.

– Ах, вы об этих «Продавцах»!

Форелли не заметил, что его ботинки обнюхивает Честер и наступил псу на ногу. Колли жалобно взвизгнул, отпрянул в сторону и зарычал на обидчика.

– Что я натворил? – всплеснул руками священник. – Не успел появиться, а уже… Приношу извинения.

– Не волнуйтесь, падре, – Рэйчел поспешила успокоить Форелли. – Честер – очень добрый пес. Он уже простил вас и, конечно же, позволит себя погладить.

Несмотря на заверение Мидллуйат, колли отказался идти на мировую, и когда отец Луиджии попытался его погладить, зарычал и показал два ряда острых зубов.

– Вот и нажил себе врага, – констатировал Форелли и возобновил прерванный диалог с Моруа. – Что ж с удовольствием дам вам бой. Итак, до завтра.

Отец Ангерран направился к своей машине, а все остальные к замку.

– О каком «Апокалипсисе» шла речь? – поинтересовался, поднимаясь на крыльцо Ларуш.

– Так называется моя последняя книга о тоталитарных сектах, – ответил Форелли.

– Тема, конечно интересная, но я предпочитаю любоваться разного рода апокалипсисами на экране, в голливудской интерпретации, – развел руками Жак. – Не так напрягает.

Ларуш вошел под своды замка последним и захлопнул за собой дверь. Полновластными хозяевами опустевшего крыльца, мощенного камнем двора и аллей стали осенний ветер, принесший на своих крыльях ранние сумерки. В окнах замка, как и в домах по всей округе зажегся свет. Если бы кто-то мог наблюдать и сравнивать, он заметил бы одну особенность. Окна Крессе светились не так, как другие. В них не было характерного для таких огней ощущения покоя и домашнего уюта. Замок не просто смотрел на окружающий мир узкими стрельчатыми глазами. Он наблюдал и ждал.

– Человечеству есть над чем подумать, – отец Ангерран Моруа процитировал вслух, последнюю из написанных фраз и отложил ручку в сторону. – Мне тоже есть над чем подумать…

Эпилог статьи о неофашистах, заказанной известным французским еженедельником, продвигался медленно. Обычно священник так увлекался работой, что сам не замечал времени до тех пор, пока не ставил точку в конце последнего предложения, но только не на этот раз.

Этим вечером все валилось из рук. Ангерран Моруа встал из-за стола, подошел к окну, чтобы полюбоваться идеальным порядком в маленьком, разбитом за коттеджем садом. И здесь были те же проблемы. Вид ухоженных клумб не радовал взор, а тревога в душе продолжала расти подобно опухоли.

– Я ошибаюсь, – прошептал святой отец. – Я стал старым и подозрительным. Да! Я ошибаюсь!

Собственный голос не показался особенно убедительным. Священник подошел к факсимильному аппарату, чтобы в сотый раз проверить включен ли он. Маленькая зеленая лампочка горела. Оставалось только ждать. Бумага, которая вскоре выползет из пластмассового чрева, разрешит сомнения и тогда все вернется в привычное русло.

В ожидании этого судьбоносного момента, священник уселся в кресло, вооружился черным маркером и листом плотной бумаги. Через минуту прямые и извилистые линии оформились в то, что узнал бы любой местный житель. Четыре восьмигранные башни, узкие стрельчатые окна и две скульптуры рыцарей-храмовников с обнаженными двуручными мечами по обеим сторонам крыльца, изображали замок Крессе де Молэ.

Отец Ангерран Моруа неплохо рисовал. В юности он даже собирался стать художником, но наследственность сработала с точностью отлаженного часового механизма. И дед, и отец были настоятелями прихода Крессе, поэтому мольберт и кисти пришлось отложить в сторону, а бархатный берет променять на черную шляпу с загнутыми полями.

Ангерран Моруа был холостяком. Усилий домработницы, приходившей по пятницам, вполне хватало на то, чтобы поддерживать в двухэтажном домике порядок.