Андрей Бондаренко - Чукотский вестерн

– На обратном пути заберу, чтоб свежими были, – решил наш герой.

А к приходу поезда Джон опоздал. Взобрался на Привокзальный холм – а вот он, поезд, отходит уже.

С холма – вся станция как на ладони. Вон Хромой Хэнк тащит клетку с гусями, вон миссис Нэддинг племяшку, с поезда встреченную, ведёт за руку.

А это кто?

Господи Всемогущий, да это же Бекки: идёт себе рядом с каким-то квадратным щёголем в чёрном цилиндре, за руку его держит, взволнованно щебечет о чём-то.

Святые Угодники, да она же его в щёку целует!

Здесь вот шторка у Джона и упала.

Поскрипел он зубами на Холме немного – часик-другой.

Потом на станцию отправился. Нарезался там отважно кукурузным контрабандным виски, до визга поросячьего, да и сел в первый проходящий поезд.

Поезду то что, постоял на станции минут двадцать, попыхтел недовольно и умчал нового пассажира куда-то в безумную даль.

Прошло без малого три года. На берегу океана стоял молодой католический священник – отец Джон – и думал о всяких разных разностях.

Обычно, если вы находитесь на берегу моря – например, на пляже славного городка Ниццы или, допустим, какой-нибудь там Канберры, – стоите и глядите себе под ноги, а потом медленно поднимаете голову, то вашему взгляду последовательно открывается череда изысканных картинок: песок, песок, море, море, линия горизонта, небо, небо, небо…

Но так бывает далеко не везде и не всегда.

Например, на набережной Карибского городка Сан-Анхелино, поздней весной или в начале лета, при полном безветрии, на рассвете – между шестью и семью утренними часами, череда картинок будет иной: песок, песок, море, море, море, море (а может, уже небо?), точно небо (а может, еще море?), море…

И никаких фокусов: просто море и небо – совершенно одинакового, ярко-бирюзового цвета, линия горизонта отсутствует, небо и море сливаются в нечто единое, неразделимое и неразгаданное….

Ничего прекрасней нет на белом свете.

Если вы еще не наблюдали этого чуда, то вы – счастливчик, у вас впереди первое, ни с чем не сравнимое свидание с ним.

Ну, а тот, кто уже стал свидетелем сего непознанного, покидает этот блаженный берег только по крайней необходимости или по зову сил Высших…

Сан-Анхелино наконец проснулся.

Многочисленные женщины и мужчины заторопились куда-то по узким, мощеным диким необработанным камнем, улицам: кто-то по делам, но большинство – просто так, ради променада, пока не наступил полуденный зной, а следовательно, и сиеста – четырех, а то и пятичасовой послеобеденный сон где-нибудь в прохладной тени.

В бухту, надсадно подавая хриплые гудки, ввалился грузный лесовоз «Кьянти», оставляя за собой мазутные пятна и устойчивый запах керосина.

Оранжевое, все еще утреннее и поэтому не особенно злобное солнышко выглянуло из-за ближайшей банановой рощи.

Оптический обман тут же приказал долго жить, меняя цвета и перспективы.

И вот уже нежно-зеленое море было безжалостно разлучено с голубовато-лазурным небом – будто кто-то торопливо провел по прекрасному полотну тупым ножом, оставляя где-то вдали грубый шрам – линию горизонта.

Нежное прохладное утро тихо и незаметно скончалось, родился безжалостный в своей грядущей жаре новый тропический день.

Отец Джон очнулся от своих дум философских. Пора и о бытие насущном подумать. Сегодня, где-то через час, предстояло совершить обряд венчания. Ещё вчера вечером мулатка-посыльная предупреждала, что часам к десяти утра пара брачующихся пожалует, американцы – по её словам.

Старенькая церковь, прохладный зал, забитый скамьями, грубо сколоченными из пальмовой древесины, перед священником – странная пара, хотя в этих краях всё немного странное.

Жених – шкаф квадратный, в классической американской тройке, с чёрным цилиндром на голове.

Невеста – невысокая стройная фигурка в чём-то невесомом, лицо скрыто тёмной вуалью.

Привычно, не запнувшись ни разу, отец Джон довёл обряд до установленного свыше финала:

– Если кто-либо из здесь присутствующих знает причину, по которой этот брак не может быть заключён, – пусть встанет и сообщит нам об этой причине.

В храме повисла тишина, через минуту разрезанная на части звонким девичьим голосом:

– Я знаю непреодолимую причину, не позволяющую этому браку быть заключенным в соответствии со всеми канонами, установленными нашим Создателем!

К своему громадному удивлению, и отец Джон, и немногочисленные свидетели этой церемонии вдруг поняли, что это сказала сама невеста.