Андрей Бондаренко - Чукотский вестерн

– Товарищ командир! Завал в штольне разобран! Геннадий Банкин успешно извлечён на поверхность!

– Как он там? – озаботился Ник.

– Жив, только ослаб очень! – продолжил проявлять усердие сержант. – Сейчас его товарищ Сизых напоил водой и кормит обедом! После окончание обеда больной незамедлительно будет доставлен в лагерь на специальных носилках!

– А носилки откуда взялись, да ещё и специальные?

– Так товарищ Сизых их самолично изготовил, пока мы завал разбирали.

«Молодец, всё же, Лёха», – рассуждал про себя Ник, вышагивая по направлению к подвесному мосту. – «Толковый из него командир получается, умеет быстро авторитет завоевать…».

На ту сторону реки переходить не пришлось, процессия, сопровождающая носилки, как раз на подвесной мостик вступила.

Первым к Нику подошёл Сизый, за ним – двое солдат с носилками, на носилках Гешка: лицо похудевшее, обросшее чёрной щетиной, но взгляд бодрый, с задоринкой.

Носилки, как успел отметить Ник, действительно необычными получились: широкие и длинные, с удобными подлокотниками, чтобы больному было, куда руки с удобством пристроить.

Лёха небрежно вскинул ладонь к пилотке:

– Товарищ командир! Ваше задание выполнено! Сержант Банкин из-под завала извлечён, приведён в чувство, напоен и накормлен!

– Благодарю за службу! – козырнув в ответ, Ник подошёл к носилкам.

– Привет, Никитон, – радостно улыбнулся Гешка. – Рад тебя видеть…. А где Владимир Ильич? Я тут спрашиваю, спрашиваю у всех, а они молчат, словно воды в рот набрали. Что-то случилось?

Ник посмотрел на Сизого, тот скорчил неопределённую гримасу, мол, сам решай, командир: говорить, не говорить, а если и говорить, то что.

– Понимаешь, Геша…, – осторожно начал Ник. – Почки у нашего профессора барахлили, даже пописать уже не мог. Вот, почечная недостаточность и случилась. Умер Владимир Ильич. А мы недоглядели, ты уж извини. Вот, просил тебе передать, – протянул Гешке курительную трубку Вырвиглаза.

Банкин крепко зажал трубку в ладони, посмотрел недоумённо:

– Что же это такое, а? Ильич же нестарым ещё был, шестьдесят три года всего. У него в Ленинграде сын маленький остался, одиннадцать лет мальцу, шустрый такой, белобрысый. Как же он теперь, без отца? – отвернулся и заплакал, всхлипывая совершенно по-детски…

Отряд построился рядом с идеально-круглой полянкой, поросшей белым мхом, вдоль густого брусничника, ветки которого были облеплены крупными красными ягодами, словно капельками крови.

Носилки с Гешкой стояли чуть в стороне – отплакав, Банкин уснул: устал, всё же, в своём подземном заточении, почти двое суток не спал – жажда заснуть не давала.

Ник прощальную речь сказал. Как умел – так и сказал:

– Сегодня мы прощаемся с нашим старшим товарищем. Он прожил долгую жизнь, полную радостей и бед, побед и поражений. Достойно жил и умер достойно. Дай всем нам бог умереть так, как он, – достойно. Спи спокойно, дорогой Владимир Ильич. Мы закончим наше общее дело. А всякие сраные ублюдки – не пройдут. Но пасаран!

Положил в ямку железный ящик с найденными останками, бросил сверху горсть каменной пыли и пошёл, не оглядываясь, к лагерю, зная, что всё дальнейшее Лёха на себя возьмёт.

В полной тишине позавтракали, потом оперативно и согласованно свернули лагерь.

То, что с собой не брали: мотыги, лопаты, тротил, излишки консервов, – между двумя большими камнями сложили, укрыли кусками старого брезента.

Подвесной мостик Ник решил не ломать – вдруг, ещё кому-нибудь пригодится.

Во время сборов к нему Сизый подошёл, смущённо покашлял в кулак:

Выступили в направлении населённого пункта Анадырь, соблюдая походный распорядок: впереди – боевое охранение, со сержантом Никоненко во главе, в середине колонны – основные силы, включая носилки с Гешкой, далее, как и полагается, арьергард, возглавляемый доблестным сержантом Сизых.

На добрые полкилометра растянулась вдоль обрывистого берега реки Белой походная колонна.

Белая река, память о былом.

Эй, река-рука, помаши крылом.

Я тону и мне, в этих пустяках:

Рюмка на столе, небо в облаках…

За дневной переход, сделав два кратких привала, преодолели километров двадцать пять, что было совсем неплохо, учитывая, что каждый из бойцов имел за плечами килограммов тридцать пять – сорок различного груза. Уже в сумерках остановились на ночёвку. Впереди, в подступающей темноте смутно угадывались очертания высоких остроконечных скал.