Алексей Федосов - Записки грибника #2

— Силантий, чего вы там копаетесь, это беглый на Волгу шел, — И добавил уже про себя: «Да не дошел».

— Нет, соглядатай это, — не поворачиваясь ко мне, ответил дед, продолжая потрошить одежку, а вот Илья протянул руку: «Дай».

Отдал ему свою добычу и он ощупав ее радостно осклабился и жестом фокусника из под отворота вытащил кусок бересты и протянул Силантию. Тот близоруко щурясь и шевеля губами прочитал. Встал на ноги, убрал находку в свой кошель. — Илья, останься здесь, я ребятишек пришлю, этого прикопайте али в болотине утопите. Как сделаете, не мешкай, бегом на двор.

— Пошли Федор.

Мы уже подходили к казарме (идти всего пять минут) когда Силантий задал мучивший его вопрос, — ты почто его за выю хватал?

— Ежели здесь перстами коснутся, то почуешь, как жилка бьется — Показал на себе, где надо пульс искать. Удовлетворив свое любопытство, стрелец прибавил шагу, и мы на третьей скорости подлетели к казарме. Притормозили на пару командных рыков и умчались дальше, на свое подворье, оставив позади бегающих тараканов. И поехали к сторожке, сунулся было следом, да вовремя вспомнил о последствиях, остановился у колодца. Вернулся к воротам и присел на бревнышко. Не ведаю как насчет мордобоя с кровопусканием, не видел — не знаю, но то что избушка вспухла от внутреннего взрыва и с крыши посыпалась солома, могу смело утверждать, да так оно и было. Через секунду, со стуком распахнулась дверь, смазанные от ускорения силуэты охранников просвистели мимо и на бреющем, топоча по утоптанной земле сапожищами, умчались в сторону кузницы.

От созерцания этого действия оторвал окрик. — Федька, чума на твою голову, иди сюда.

— Иду, иду, чертова перечница, — проворчал вполголоса, преувеличенно тяжело оторвал зад от нагретого места и лениво потащился через двор.

Хотел воды напиться, — Да идиш ты скорей, в избе напьешься, — Дед, чуть ли не приплясывает от недержания.

Говорил пеньку старому, — надобно округ деревни на двадцать саженей все вырубить и очистить.

— На кой, на сухой траве татя далече слыхать, как он скрадывается.

Подошел ближе и был огорошен его заявлением. — Я с робятами на седмицу отъеду. Этих, — последовал кивок в сторону казармы, — за болото выгони, пущай там посидят. Ты им токмо еды подвези, али сами вечером придут. Но здесь их быть не должно без меня. И старосту сваво не посылай, нет у меня к нему веры. Когда оружье будет?

— Патроны есть, а к твоему приезду… Думаю десяток, может и более, будет.

— Что так мало…

— Плотники ложи не дают, медленно делают. Завтра Клима к ним пошлю… А… Этих тоже забираешь? — кивнул на избу-сторожку.

— Нет, эти засранцы здесь останутся. Я у них токмо пистоли заберу и это, патронов дай кажному по десятку.

— А не мало будет, возьми двадцать. Они же еще из них не умеют стрелять,-

— Чай не на войну едем, хватит и… — Немного смущенно попросил, — ты это, в сундучок доложи малость.

В караулке моими стараниями был сооружен здоровенный комодище, в одной половине лежали боеприпасы, в другой пистолеты, третью планировал под гранаты с отдельной коробочкой для запалов.

— Сколько?

— Почитай половину…

— Хрена вы повеселились и когда только успели… Хорошо.

Дальше стало не до разговоров, во двор въехали стрельцы, и закрутилась круговерть сборов. Действуя слаженно и организованно (мастерство не пропьешь) они принялись навьючивать запасных лошадей вьюками, эдаким аналогом дежурного чемоданчика. Минут через тридцать маленький отряд, в шесть человек и четырнадцать лошадей, был готов к выдвижению.

Инструктирование занимало все это время и, у меня даже голова вспухла, от обилия всяких премудростей.

— Ты токмо с дьяками не ругайся ежели какие сюда нагрянут… Препятствий не чини, показывай все что надобно будет…

И все остальное в том же духе. Под конец выдали кожаную сумку, — Федор, туточки грамотка на землю, на людишек кои здесь живут…

Ежели со мной что случиться… Пущай они у тебя будут, Никодиму передашь, а на словах…

Ладно, сам ему поведаю при встрече. Агрипу не забижай, смотри мне, — И в нос уперся не хилых размеров кулак.

Без гиканья и свиста молодецкого, на рысях, из деревни уезжала моя крыша, самая натуральная и настоящая. Я успел одним глазком заглянуть в грамоту…

Все прошедшее время можно описать одним словом, как генерал Гюрго писал в своем дневнике на острове святой Елены — Скука! Скука! Скука!