Василий Звягинцев - Большие батальоны. Том 2. От финских хладных скал…

Зато в остальном крышу у него всё-таки сорвало. Два крупнейших политических и военных провала за сутки, и оба — с непосредственным, почти запредельным риском для его не то чтобы драгоценной, но крайне важной для судеб мира жизни. Третий раз — уже многовато. Хотя он, в крайней нервности, успел за полчаса выхлестать четыре больших рюмки водки, оттого началась некоторая неадекватность восприятия.

Вообразить, забыв о теории вероятности и просто азах оперативной работы, что этот человек, позапрошлым летом захвативший важнейший пункт управления возле Красных Ворот, сейчас явился именно за ним, в его состоянии было проще простого.

А вот допустить, что он пришёл сюда один, без прикрытия и сопровождения, кроме своей девицы, — это можно было только в начальной фазе острого реактивного психоза, подкравшегося совсем незаметно.

Однако у Ашинбергаса сработал именно такой рефлекс — стрелять немедленно, пока этот человек ещё не осмотрелся, причём не в него, а в девицу. Людмилу он, тоже ассоциативно, счёл обычной «бодигардшей», как и самого. Полетят клочья из её спины — на какую-то секунду это «пришельца» ошеломит, свой пистолет достать не успеет. Расстояние тут плёвое, секунда дела — и четверо специалистов одного не слишком могучего парня скрутят. Вязать его, в машину — и ходу! Есть где спрятаться, а завтра по всей Москве такая буча начнётся — не до отдельных людей будет.

Дурацкий, откровенно говоря, план, — любой бы ему сказал, тот же и Гнедин, если б Ашинбергас с ним поделился.

Самым умным человеком среди заговорщиков оказался подполковник Батарчук. Тот, стоило им отойти на сотню метров от горящего и встряхиваемого взрывами боекомплекта БТРа, решил, что с него по-любому хватит. Мгновенное и бессмысленное убийство Ашинбергасом двенадцати верных солдат сильно на него подействовало. Командир «зубров» внезапно молча шагнул в сторону — и всё на этом. В лесу вокруг базы он хозяин и вообще специалист по партизанским и контрпартизанским действиям, такого даже в Парке имени Горького днём с собаками не сыщешь.

Хорошо (а теперь хорошо ли?), что Ашинбергас с генералом не заплутались, верно к дороге вышли. Ну и решили, на свою беду, перевести дух, закусить-выпить час-другой, а уже потом ехать. Известно, что рядом с фонарём всего темнее — если кто и заметил прорыв одинокой бронемашины, так едва ли вздумаёт её искать, и уж никак не в двух шагах от места боя. По любой логике беглецам полагалось бы с полсотни километров отмахать, а всего вернее — укрыться в одной из сотен наверняка имеющихся в центре и на окраинах Москвы конспиративных квартир. Самое логичное, если завтра (то есть уже сегодня) власть брать предстоит.

Фёст, в свою очередь, не ожидал столь бурной реакции со стороны «пациента». Он тоже думал, что игра пойдёт «в одни ворота». Посидят они с Людмилой, осмотрятся, выберут подходящий момент и сделают, что задумали.

Вместо этого вальяжный седоголовый мужчина, которому бы пристойнее было заседание совета каких-нибудь директоров открывать или бюро обкома партии, вдруг вскочил, заорал своим охранникам: «Взять его! Живьём!», указывая левой рукой на Ляхова, а правой довольно сноровисто выхватил из-за отворота синей, на вид шерстяной, а может быть, и кевларовой, куртки пистолет, марку которого опознавать было некогда.

Ресторанный зальчик был очень небольшой, метров десять на двенадцать от силы, и размещалось в нём, кроме барной стойки, всего дюжина столиков с соответствующим количеством стульев. Так что пространства для маневра у противоборствующих сторон было совсем мало.

Реакция у Людмилы была, безусловно, значительно быстрее, чем у кого бы то ни было, но ей в первую же секунду пришлось рассредоточить внимание — между самим Ашинбергасом, его бодигардами и якобы посторонней, а там кто их знает, компанией. Как лётчику-истребителю в круговерти воздушного боя с численно превосходящим противником.

Главной целью она выбрала седоголового и его сотрапезников. С трёх сторон численность врагов одинаковая, гендерный состав тоже — по два мужика и одной бабе. Но охранники ломанули вперёд, опрокидывая стулья, мешая друг другу и пока не обнажая стволов, а у Ашинбергаса пистолет уже был на виду. Опытному стрелку довернуть его на тридцать-сорок градусов полсекунды хватит. И одновременно спуском самовзвод можно вытянуть.

Тем более до его столика было почти вдвое дальше, чем до других. Если начнёт стрелять — его уже не остановишь, кроме как огнём на поражение, что было ей категорически запрещено Фёстом.