Петр Заспа - Антипиранья

– Библиотека была, – пояснил Владимир Иванович, перехватив удивленный взгляд Дениса. – Еще недавно это было поместье какого-то важного немца. Но ничего, я доволен. Кому-то из наших под рабочий кабинет досталась спальня, а то и кухня. – Он по привычке задернул штору, сел за стол и достал склейку из черно-белых фотографий. – Взгляни. Это самолет-разведчик снял. Не узнаешь?

– Нет. – Денис непонимающе смотрел на панораму сфотографированного сверху города.

– А ты лупу возьми. Посмотри вот здесь, у самого обреза, а потом глянь на дату и время. Не понимаешь?

– Нет. – Денис, окончательно сбитый с толку, замотал головой.

– На эту точку посмотри. Это же башня танка, в которой мы с тобой сидели! – засмеялся Беляев. – И по времени точно получается. Я, когда смотрел в штабе работу авиации, долго хохотал и тебя вспоминал, а фотографии себе забрал. Думал, вдруг увижу, так покажу, как мы с тобой засветились. Выходит, не зря взял. Встретились-таки.

– Да… – улыбнулся Денис. – А помните, как мы у особистов в коровнике сидели? А Ершов этот какая сволочь! Жаль, что я тогда Пазюре так и не смог как следует врезать.

– Ты на них зла не держи, – неожиданно вступился за особистов Владимир Иванович. – Они тоже не зря свой хлеб едят, хотя и перегибают часто. Это сейчас их не сильно-то и боятся, а в начале войны наши генералы на особистов молились. Ведь что в сорок первом творилось! Целыми полками в плен сдавались! Сейчас вот работаем с теми, кого оттуда вернули. Так хоть бы один честно признался, что испугался и потому бросил оружие и поднял руки. Нет. Все рассказывают, как отстреливались до последнего патрона и раненные, без сознания, оказались в плену. А ведь с ранеными немцы не возились. Если идти не мог, то таких добивали. Сейчас эти герои пока помалкивают, а пройдет время, так еще за орденами придут. А настоящих героев мы и не узнаем. Перемолола их война безвестными.

Со двора донеслись выкрики. Беляев выглянул за штору и подозвал Дениса:

– Вот, взгляни.

Два солдата вели щуплого мужчину в гимнастерке и босого, без сапог. Он затравленно озирался по сторонам, встретился взглядом с Денисом и вдруг затрясся в беззвучных рыданиях.

– Представитель таких героев. Коровкин Леонид Александрович. Боец Красной армии, любимец политруков. Большой был мастер на политзанятиях погорланить и на бумаге настрочить всякую мерзость на товарищей. Редкостная мразь. Сколько из-за него в лагеря да в штрафбат невиновных отправили!.. А в феврале, когда немцы пытались вырваться из города через Земландский полуостров, нам в руки попал гестаповский грузовик с документами. Вот там мы и прочитали, как предатель Коровкин сдался в плен еще в сорок втором и как немцам зад лизал. Вернули они его нам, чтобы он в тылу паскудничал да отчеты им пересылал. Как только ему эти документы показали, так он тут же напустил в штаны и сзади, и спереди.

– Куда его повели?

– Ясное дело куда. За лес, в карьер. А мне на таких даже пулю жалко. Кстати, немцы его тоже не сильно-то жаловали. Кличку дали Кретэ – жаба по-ихнему.

Денис смотрел в спину удаляющейся расстрельной команде и думал: «Да, такая война тоже была».

– Что притих? Не приходилось видеть, как на расстрел ведут?

– Откуда? У нас давно уже не расстреливают, за предательство в лучшем случае набьют морду. – Ему невольно вспомнился Саня. – А то и до этого не доходит.

– Да… – Владимир Иванович вернулся за стол и задумчиво посмотрел на фотографии аэрофотосъемки. – Кстати, насчет тебя.

– А что насчет меня?

– Очень я много думал о тебе, Денис, эти дни. Разговор наш вспоминал в деталях. Каждый твой жест, слово. Даже, прости мое любопытство, пробил по спискам Балтийского флота капитан-лейтенанта Зарембу. Сам понимаешь, нет у них такого.

– А откуда мне там взяться?

– На провокатора ты не похож. Я их интуицией чувствую. И рассказывать о временных парадоксах такие точно не станут. Эти выдумывают что-нибудь поправдоподобней.

Денис с любопытством посмотрел на Беляева. Неужели все-таки поверил?

– Ну и к какому выводу вы пришли?

– Много думал. Работа наша такая – думать. Она сродни искусству художника. Ты ведь не знаешь, что я души не чаю в живописи, картины пишу. Айвазовского люблю, копирую. Помогает в моей работе. Тут штрих, там мазок, смотришь – и полотно вырисовывается. История твоя, конечно, крайне невероятна, но хочу рассказать тебе один случай. Было это несколько лет назад. Позвал меня знакомый священник в свою церковь, посмотреть чудо. Заплакала у него икона, уж не помню, с какой святой. Я с радостью согласился. Нет, не потому, что поверил. Хотел его вывести на чистую воду, чтоб прихожанам голову не дурил. Может, ты слышал про Петра Первого. Уж какой был набожный, а когда ему доложили, что в церквях Богородицы плачут от его реформ, он так ответил: «Если Богородицы еще раз заплачут маслом, то зады попов заплачут кровью!» И ведь помогло. Так и я шел в церковь, уверенный, что найду за иконой флакончик с маслом или водой. Да вот только не нашел я ничего, а из глаз святой и вправду текли слезы. Как встретился я с ней взглядом, так почувствовал, что будто ноги отнялись.