Дмитрий Герасимов - Сорок третий номер…

– «Сорок третий номер»…

Невольно вспомнив казус сегодняшнего вечера, Голота сконфуженно крякнул. «Чего это со мной происходит? – подумал он. – Совсем нервишки сдали. Перепугался, как пацан». Перед глазами возникло бледное лицо с вытаращенными глазами, и голос Вовки приглушенно произнес: «Смерть дышит тебе в затылок!..»

– Сам виноват! – Андрей тряхнул головой. – Возник, как мертвец, как призрак, а потом жалуется, что по лбу получил!

Он повернулся к выходу и уже протянул руку к выключателю, но вдруг задержал ее и снова бросил взгляд через плечо на коробки с фильмом. «Странно, – пронзила мозг леденящая мысль, – а где аннотация к фильму? Где перечень актеров?»

Голота вдруг почувствовал недомогание. Он тяжело опустился на табурет и уронил руки. Как могло случиться, что завтра премьерный показ, с утра нужно рисовать афиши, а он даже не поинтересовался, кто производитель картины? Андрей отбросил варежки, скинул на пол стеганую куртку и бросился к столу изучать накладную. Он несколько раз перечитал содержимое бумажки, переданной ему злосчастным Вовкой, и открыл рот: ни производителя, ни аннотации, ни актеров – только название. И его, Голоты, собственноручная подпись.

Больше не раздумывая, Андрей стащил чехол с проектора, вставил в приемник пустую катушку и включил подачу питания. Было слышно, как щелкнули и зашуршали динамики в зале, а на аппарате вспыхнули две зеленые лампочки. Повозившись с перочинным ножом, который почему-то никак не хотел открываться, Голота, ломая ногти, вытащил наконец тугое лезвие и ловко поддел им крышку первой банки. Он был уверен, что она окажется пустой. Обнаружив внутри катушку с пленкой, Андрей оторопело уставился на нее и пробормотал:

– Не может быть…

Сейчас ему казалась самой правильной и логичной мысль о том, что вся история с новым фильмом – лишь мистификация, плод его больного воображения. Не было никакой киноперевозки, не было работников Госкино (ведь ребят, развозящих картины по городским кинотеатрам, он знает в лицо!). Был лишь полоумный пьянчужка, забредший с товарищем в служебный дворик «Победы» по малой нужде и напугавший его своим внезапным появлением и глупой болтовней. А липовая накладная – всего-навсего листок бумажки, на котором ничегошеньки нет, кроме его – дурака – подписи, поставленной с испугу или… под гипнозом. И конечно, не существует никаких актеров и аннотаций, потому что не существует и фильма!

Но вот то, что сейчас лежало перед Голотой в металлической банке и пахло тем чудесным химическим запахом, который нельзя перепутать ни с каким другим, – было единственной несуразицей в стройной и логичной теории, объясняющей перипетии сегодняшнего вечера.

Андрей достал катушку, повертел ее в руках, то ли вообще убеждаясь в ее материальности, то ли выискивая в пленке подвох, готовый обернуться разоблачением, и медленно направился к проектору.

– Сейчас будет пробный запуск! – объявил он громко, подбадривая самого себя и прогоняя растущее волнение.

Пленка упрямо не лезла в пазы, выскальзывала из-под валиков и предательски дрожала в пальцах. Он несколько раз пытался разглядеть на просвет квадратики кадров, но ничего не увидел, кроме невнятных черных узоров и линий.

Когда он наконец зарядил пленку в аппарат, то почувствовал, что в комнате невыносимо душно. То ли оттого, что он сильно разволновался, пока возился с проектором, то ли коммунальные службы просто перестарались с отоплением в морозный вечер. Даже не подобрав с пола куртку, Андрей бросился к выходу. Вьюга и колючий ветер – вот то, что может привести его в чувство! Нужно остудить мозги и глотнуть морозного воздуха, иначе он просто сойдет с ума!

Из аппаратной Голота спустился по узкой лестнице на один пролет, толкнул дверь, ведущую в служебный коридор и, крадучись, шагнул внутрь. Ему предстояло пройти метров десять в полной темноте (потому что в этот час коридор оставляли без освещения), миновать холл, в котором, кажется, горит дежурная лампочка, и спуститься на первый этаж по другой лестнице – прямо к дверям служебного входа, где снаружи в заснеженной ночи раскачивается тоскливый желтый фонарь.

Андрей медленно пробирался по коридору, растопырив руки, чтобы не наткнуться на стену, и тяжелый гулкий стук его шагов эхом катился впереди, задевая потолочные перекрытия, цепляя дверные проемы и пропадая далеко в холле.

Внезапно Голота остановился, словно наткнулся на невидимую дверь. Ему почудилось, что в звенящей тишине что-то зашуршало и негромкий женский голос откуда-то из преисподней позвал: