Александр Сапаров - Назад в юность

Через пятнадцать минут у нас горел костерок, на котором закипала вода для ухи и чая, рядом была расстелена плащ-палатка, где были выложены вареные яйца, первые бабушкины огурцы, черный хлеб, сахар, соль и пакет пряников. Еще через двадцать минут, расположившись вокруг плащ-палатки, мы хлебали вкуснейшую уху из только что пойманных хариусов.

После еды прилегли отдохнуть. Я бездумно смотрел в голубое небо, по которому изредка пробегали легкие белые облачка, слушал шум бегущей воды, и хотелось, чтобы эти минуты длились и длились.

– Папа, можно я пойду искупнусь? – спросил Лешка.

– Давай, только далеко не заплывай. Вон там, у берега.

Я продолжал бездумно смотреть в небеса, когда рядом тяжело вскочил отец и побежал к воде. Я тоже вскочил и, не понимая, в чем дело, побежал следом за ним. У спокойной речной заводи, отделенной полосой песка и камней от основного течения, на берегу сидел Лешка, держался рукой за рассеченную сбоку правую ступню и глядел, как из раны льется кровь. Когда я подбежал, отец пытался куском портянки забинтовать ногу.

– Папа, не надо так делать. Давай мы унесем Лешку на телегу, и там я просто зашью ему рану.

Отец недоверчиво посмотрел на меня:

– Ты зашьешь? И чем?

В ответ я показал ему иголку с ниткой, прикрепленную за отворотом моей куртки. Мы быстро отнесли Лешку на телегу, где я обработал иголку и кусок лески из флакона йода.

– Ну потерпи чуть-чуть, братец, – сказал я и быстро стянул края раны четырьмя швами. Обработав кожу вокруг остатками йода, забинтовал ранку узкой полоской материи, оторванной от рубашки.

Да, с рыбалкой придется завязывать. Хорошо хоть прибыли не на своих двоих. Мы собрали все свои причиндалы и отправились домой. Возвращение наше было, увы, не триумфальным. Правда, Лешка ближе к дому уже не жаловался ни на что и все порывался пройтись рядом с телегой.

Под оханье бабушки я снял с Лешкиной ноги тряпку, снова обработал шов йодом и перевязал стерильным бинтом, который был в запасе у бабушки. И попросил ее вызвать фельдшера, чтобы брату сделали противостолбнячный анатоксин. Отец в это время вернул в конюшню телегу с лошадью. Вечером Лешкино самочувствие оставалось нормальным, спал он спокойно, а утром его рана уже не внушала никаких опасений: края были чистые, без отека и красноты. Успокоившийся отец даже пошутил:

– Может, Сережа, тебе и не надо учиться на медфаке своем? У тебя и так все неплохо получается.

Через час старичок-фельдшер, приехавший на бричке, сделал Лешке противостолбнячный анатоксин и не преминул осмотреть рану.

– Это вы, молодой человек, зашивали, насколько я знаю?

– Да вот пришлось.

– Ну что ж, неплохо, неплохо. А вы это в первый раз делаете?

– Да вот как-то раньше не доводилось.

– М-да, удивительно. Чего только не увидишь в наше время. Итак, состояние раны хорошее. Дня через четыре сниму швы, и паренек может зарабатывать новые боевые ранения.

Вечером мы с отцом вновь отправились на рыбалку, теперь уже на озеро, под нытье Лешки, которому тоже хотелось половить рыбу. Мы вышли на берег и, пробираясь через сушившиеся сети, приблизились к лодкам. Это были большие лодки, очень устойчивые на волне, для киля которых подбирали изогнутый еловый корень кокора, а боковины сшивали внахлест из сосновых досок без сучков. Лодки, несмотря на размеры, были очень послушны и легки в гребле. У любой семьи в деревне было по одной-две таких. На них рыбачили, вывозили дрова, сено с островов, даже мебель перевозили.

Загрузившись в лодку, мы вышли в озеро и направились к ближайшей луде с намерением половить парового окуня. Когда мы туда выгребли, на луде уже стояло несколько лодок. В основном там рыбачили мальчишки, для которых это было одним из главных увлечений в деревне, не считая футбола и лапты. Телевизоров в сельской местности почти не было, потому что сигнал сюда не доходил, и немногие купившие телевизоры лихорадочно пытались строить антенны все выше и выше, дабы увидеть хоть что-то. Клев был замечательный, и через два часа у нас оказалось около двух ведер окуней, которых завтра бабушка определит на сущик. И около двенадцати ночи мы вернулись домой.

Послезавтра меня ждал первый экзамен – химия.

Я одиноко стоял в коридоре у дверей аудитории, где проходил экзамен. Вокруг толпились кучками ребята-одноклассники. Было несколько человек и из нашей школы, но они держались обособленно от меня. Разглядывая окружающих, я заметил девочку, стоявшую так же одиноко. Она бросала тоскливые взгляды на абитуриентов. Очевидно, она здесь не знала вообще ничего и никого.