Игорь Градов - «Хороший немец – мертвый немец». Чужая война

— А политические? — встрял в разговор майор Хопман. — Я имею в виду — разные там недовольные, социалисты, коммунисты… Они у вас есть?

— А как же, — поморщился майор, — имеются, куда же без этого! Но, слава богу, в очень небольшом количестве, и погоды не делают. А еще у нас есть разные там извращенцы — гомосексуалисты, насильники… К счастью, те долго не живут. Я стараюсь посылать их в атаку в первую очередь, на самые горячие направления. Так что их жизнь — до первого настоящего боя, а потом — или трибунал, если сдрейфят и побегут, или сразу в испытательный ящик.

— Куда? — опять-таки не понял Макс.

— В испытательный ящик, — повторил, громко смеясь, гауптман Шуверт. — Так у нас называются гробы, куда мы запихиваем останки испытуемых. Иногда по двое-трое в один — для экономии места. И свободное пространство все равно остается — если они попадут под русские танки или их «ратш-бумы». Собираем испытуемых по частям, что найдем, набиваем полный ящик и хороним. Просто и дешево. Не зря же наших ребят называют «живыми мертвецами»…

«Веселый парень этот гауптман, — подумал про себя Макс, — смешливый, жизнерадостный. Надо будет с ним подружиться — такие любят болтать. Глядишь, и узнаешь для себя что-нибудь полезное и нужное. А то служишь-служишь, а много чего все равно не знаешь…»

Вот как с этими немецкими штрафными батальонами, к примеру. Макс раньше думал, что они были только в Красной Армии, а оказалось… Нет, надо бы лучше узнать службу, а то так недолго и лопухнуться.

— Я слышал, что у русских тоже есть такие подразделения, — решил блеснуть он знаниями, — называются, кажется, штрафные роты. Но там четкие правила — служить до первого ранения. Пока, так сказать, не искупишь свою вину перед Родиной кровью. А потом можно возвращаться в свою часть. Причем, говорят, реабилитированному возвращают все, что отобрали при аресте — и награды, и личное имущество. Даже восстанавливают в воинском звании и должности.

— А если, скажем, провинился майор или полковник? — недоверчиво спросил гауптман Шуверт. — Неужели их тоже прощают и позволяют потом опять командовать людьми? И посылать своих солдат на смерть?

— Разумеется, — кивнул Макс, — хоть целый генерал! Если искупил свою вину кровью — служи дальше, сражайся, как можешь. В русских штрафных ротах, говорят, можно даже медаль или орден за храбрость получить, если геройство в бою проявишь…

— Это глупо, — скептически заметил Бигнер, — зачем возвращать на командирские должности провинившихся людей? Лучше использовать их в качестве рядовых — они все рано будут хорошо воевать, офицерская честь не позволит им отступать или праздновать труса. Да и выхода у испытуемых все равно нет — или геройски сражайся, или с позором умри. Уверен, что большинство выберет первое… А если они откажутся драться, их ждет трибунал и, скорее всего, расстрел. Так что у нас все лучше продумано, чем у русских: есть поощрения в виде возможности вернуться в обычную часть, но есть и наказание — трибуналы. Человек сам вправе выбирать… Однако на моей памяти все предпочитают все же первое, стараются выжить и заслужить прощение. Конечно, о возвращении орденов при этом не может быть и речи, а тем более о новых наградах, да еще во время отбывания наказания… Мне кажется, Сталин в этом вопросе проявляет излишнюю мягкотелость, с преступниками на фронте нельзя так либеральничать…

Макс чуть не поперхнулся: Сталин — и мягкотелый либерал? Вот уж никогда не подумал бы… Скорее наоборот.

Майор между тем продолжал рассуждать:

— Конечно, люди у нас в батальоне разные, есть и просто оступившиеся, а есть и закоренелые негодяи, которых не исправить, но одно могу сказать — завтра все они пойдут в бой. И будут отлично драться — так, как нужно. Плечом к плечу, спина к спине… А мы с Гансом (кивок в сторону Шуверта) пойдем позади них с автоматами в руках. И пусть хоть одна сволочь попробует остановиться или повернуть назад!

Глаза майора злобно блеснули, и Макс зябко поежился — не хотелось бы служить под его началом. Да и вообще иметь с ним дело…

— Да-да, — пьяно рассмеялся Шуверт, — с автоматами. Я, знаете ли, отлично умею стрелять из МР-38. А еще хорошо метаю гранаты — далеко, прямо в русские окопы…

Бигнер на него покосился и понял, что его подчиненный крепко пьян, и потому решил заканчивать — завтра будет трудный бой. Он дружески попрощался с Хопманом, крепко, как боевому товарищу, пожал руку Максу и отбыл в расположение своего батальона, который, как выяснилось, уже развернулся справа от позиций Макса.