Юрий Корчевский - Золото мертвых. Смута

– Как Василий Иванович, государь наш, распорядится.

– Верно. Давай за здравие его выпьем. Многие лета ему!

Они выпили по кружке.

– Устал я что-то, продрог. – Павел передёрнул плечами. – Выезжали-то – холодов ещё не было. Все в сапогах да в кафтанах.

– Так иди, отдохни, комнату ты знаешь.

Гонцы проспали до следующего утра. А после завтрака Андрей повёл их на торг. Как отправлять людей назад, если одеты-обуты не по погоде? Купил на всех валенки, тулупы овчинные, шапки заячьи. Недорого, но тепло. И гости благодарили от всей души. Назад им добираться дней десять, как не более, дороги-то перемести может. В сапогах ноги напрочь отморозить можно. Только тот, кто сам прошёл через это, в состоянии понять.

А уж за полдень людей за ворота гнать негоже. Так и остались гонцы ещё на ночь – отогрелись, отъелись.

На прощание после ночёвки Павел сказал Андрею:

– Славно у тебя! Накормил, обул-одел. Все бы так!

– Заезжай, всегда приму со всею душой, – в тон ему отозвался Андрей. – Вот что, Павел. Коли ты раньше Крещения не приедешь, я в Нижний схожу – товаров надо прикупить. Лавка моя пуста почти.

– Не от меня зависит – от государя. Но, полагаю, самое малое – месяц у тебя есть.

– Счастливой дороги!

Всадники уехали.

О поездке в Нижний Андрей подумывал уже давно. Что делать зимой в Шуе? Скучно, проветриться хотелось. Ведь он в Шуе безвылазно уже четыре месяца.

Через приказчика, который знал в городе всё и всех, Андрей нашёл небольшой обоз из четырёх саней, купил льняных тканей, мехов – не ехать же ему порожним? Деньги крутиться должны, доход давать. На деньги от торговли он содержал дом и прислугу, платил жалованье приказчику и его помощнику. В царские сокровища руку не запустил – не вор он, не казнокрад. Да, ценности в омуте топил, изымая их из тайника. Но не для себя, любимого, – для дела грядущего, великого.

Возчики дорогу знали, в объезд болот поганых, незамерзающих, шли. Санный путь уже проторили. Снега пока немного было, по щиколотку, и сани иногда подбрасывало на незамерзающих кочках. На лёд же, где путь ровный да гладкий, выезжать было рано. Лёд тонкий ещё, лошадь не выдержит. Под одиночным человеком, и то опасно потрескивал, грозя провалиться, потому как сильных морозов ещё не было. Днём – два-три градуса, ночью – до десяти, ветерок небольшой. Бодрит!

До Нижнего они добрались без помех. А ярмарка, опустевшая было по осенней распутице, уже торговала вовсю. На берегу стояли ободранные и замёрзшие туши баранов, свиней, коров – зрелище с непривычки странное, неприятное. Кораблей у причалов видно не было, и всё пространство за торгом было забито санями да лошадьми.

Зимний торг быстрый, лошадей морозить и самому купцу мерзнуть неохота. Сделки совершались быстро, не как летом – за два дня Андрей товар свой продал. Лён весь скупили казанские татары, а меха – новгородцы. Мех с северов, да зимний всегда ценился. У зверя к морозам подшёрсток густой, он жирку нагулял за лето. Сам мех длинный, блестит. Шубы да шапки из такого лёгкие да тёплые, снега не боятся, носятся долго и не облезают. Потому товар быстро разошёлся. В Европе русских презрительно варварами называли за то, что в шкурах ходят – так ведь климат разный. Им бы наши холода, вымерзли бы напрочь. В той же Британии снег не каждой зимой увидишь, тёплый Гольфстрим греет.

На обратную дорогу Андрей купил товар за один день. У новгородцев – железные изделия из шведской стали, у малороссов – бумагу венецианскую, у астраханцев – посуду медную. Продать её можно с выгодой, да и самому глиняные чашки и кувшины поменять. Не пристало купцу из глиняной да деревянной посуды есть, положение обязывает. Видно, Андриянов особого внимания на хозяйственные мелочи не обращал, считая жильё временным. Андрей даже понял, почему: Шуйский в цари вышел, и купец рассчитывал, что за службу верную и опасную царь его приметит, в Первопрестольную заберёт, на место важное поставит. Ведь не купец он – боярин, потому мог рассчитывать.

Андрею же на царскую милость надеяться не приходилось. Наоборот, не хотел он с Шуйским встречаться. Для царя он – изменник, вор низкий. Шуйский ему доверился, ценности для перевозки дал, а он ни денег, ни самого Андрея не увидел. Для царя потеря невелика, комариный укус, но обидно – кто Шуйский и кто Андрей? Не привыкли государи обиду прощать, даже почти равным – столбовым дворянам или князьям. За меньшие провинности, иногда мнимые, облыжные, люди на дыбу или на плаху попадали.