Андрей Круз - Странник

– В Колд-Лэйке есть небольшой, но очень неплохой госпиталь. И у нас есть врачи, – Теренс с явным аппетитом откусил от своего гамбургера, и я решил, что он точно помирать не собирается. – Несколько, мало, но есть, тоже проваливались. Я сходил на обследование, сдал анализы, – продолжил он, прожевав. – Через некоторое время повторил. Опухоль никуда не делась, но она не растет, не меняется, метастазов не прибавляется. Чувствую себя хорошо, разве что потолстеть обратно не получается, хотя аппетит… сам видишь.

Я отрезал от своего стейка кусок ножом, отправил его в рот, потом наколол на вилку несколько ломтиков картошки, заметил, что уже Теренс смотрит на меня с подозрением. Ага, вот так разоблачают шпионов. Шнурки не так завязаны и стейк не хочет портить – точно заслан кем-то.

Все больше и больше подтверждений тому, что Тьма здесь есть. И мир этот «оторвался» от своей основы, ткань его истончилась, и сквозь прорехи проходит эта самая Тьма. И время начинает описывать петли, течь по-разному и…

Так, а ведь если вспомнить то, что я узнал в Отстойнике… то Теренса вообще вылечить можно. Главу администрации Углегорска как раз от рака вылечили, насколько я помню. Но стоит ли мне об этом сейчас говорить? Дурацкий вопрос вообще-то. У человека рак, если его можно вылечить, то надо сказать прямо сейчас, но, с другой стороны, как же не хочется высовываться… Вот откуда у меня такие знания, а? Где нахватался?

– Теренс, – начал я осторожно, – а такие странности только у тебя замечали? Или что-то еще необычное было? Задержки там в беременностях, такой вот затормозивший рак?

Теренс посмотрел на меня с явным интересом, затем сказал:

– Было несколько беременных. Ни одна ребенка не выносила. И у всех задержка развития плода. У нас полагают, что это последствия инфекции, но никаких доказательств этому нет, как нет и других версий. Мы чего-то не знаем?

Говорить? Не говорить? Блин, опять все тот же выбор – вскрываться или нет, становиться предметом изучения или жить как обычный человек?

– Думаю, что да, чего-то вы не знаете. И я знаю не так много, – решился я ответить. – Но думаю… только думаю, никаких гарантий, – я посмотрел ему прямо в глаза для вящей убедительности, – что твой рак можно… развернуть в другую сторону.

– Как?

Спросил Теренс вроде спокойно, но я видел, как он напрягся. Остановившийся рак – это одно, вылеченный – уже совсем другое. Две большие разницы, как говорили в Одессе.

– Давай вот о чем договоримся, – сказал я. – Спешки пока нет, у тебя действительно все остановилось, а мне нужно… кое-что проверить. Когда я буду готов – я тебе сразу же скажу. Потом мы проверим, получилось у нас или нет. И если получилось, то я тебе расскажу, что я знаю и откуда. Договорились?

– Зачем эта секретность?

– Ну… скажем, у меня есть для этого свои причины. Личные.

Он помолчал с минуту, потом кивнул.

– Договорились. Если у тебя что-то получится, я… я этого никогда не забуду, понимаешь?

– Поверь, в этом нет ничего сверхъестественного, равно как и повода для вечной благодарности. Сам увидишь. И как я сказал – я пока до конца не уверен в том, что это сработает. Радуйся пока тому, что все это просто остановилось.

Как там объясняли мне? Мы не принадлежим этому миру, и время его течет мимо нас. Или скорее оно течет вместе с нами, мы подхвачены его потоком, и хотя берега вокруг мелькают быстро, вода для нас неподвижна. Мы как сорванные ветром сухие листья, упавшие в ручей.

А как время течет здесь для местных, интересно? В Отстойнике все, что принадлежало миру этого самого Отстойника, жило… да как мы жили там, откуда провалились. В свинарниках поросята росли положенное время и превращались в свиней, куры высиживали яйца, и все было как обычно. Даже раны у нас заживали так же, как заживали бы дома. А вот старели мы медленно, очень медленно. И не было там детей, потому что женский организм отвергал плод, который нужно было вынашивать не девять, а целых девяносто месяцев.

– Теренс, а у местных дети рождаются?

– У местных? – Он сначала растерялся, а потом задумался. – Я не знаю. Действительно не знаю, но не думаю, что это тайна.

Он не спросил: «Это важно?»

Понятно, что не спросил. Тут и дурак поймет, что важно.

И если время течет по-разному для нас и местных, то… «вместе им не сойтись». Как только эта разница начнет проявляться, если она есть конечно, то повод для конфликта обеспечен. Никто не сможет спокойно терпеть «вечных эльфов» рядом. Лучше бы для всех здесь все стало одинаково. Для нас лучше.