Андрей Валентинов - Нуар

Генералы обедали. Неспешно, основательно, тщательно прожевывая и аккуратно глотая. Алюминиевые ложки постукивали о металл больших тяжелых мисок. Повар в серой форме и ослепительно белом фартуке стоял на подхвате, чтобы не опоздать с добавкой, ушлые репортеры деловито щелкали «Лейками». Генералов не смущала суета. Они обедали. Питались. Принимали пищу. Новые чистые гимнастерки, застегнутые на все пуговицы, звезды в петлицах, выбритые до синевы щеки.

– Mein Gott! Oh mein lieber Gott!  [56]– еле слышно вздохнул Липка. – И не подавятся!

Я незаметно сжал его руку. Пехотный майор Вермахта, изъясняющийся по-русски прямо в штабной столовой 9-й танковой дивизии – сам по себе нонсенс. Но у Фёдора – Теодора фон Липпе-Липского – по крайней мере, документы не фальшивые. Предъявлять же то, что лежит у меня в нагрудном кармане, можно лишь в крайнем случае, и то предварительно расстегнув кобуру.

Табельный «Вальтер» я убрал подальше, заменив его привычным «бельгийцем» Browning M1906. Пока, вроде, не заметили.

…Ерунда! Я никогда не надевал немецкую форму! Никогда! Но почему я это все вижу? Это чушь, этого никогда не было!..

Генералам между тем подали второе, что вызвало оживление у сотрудников 691-й роты пропаганды, окруживших стол. Снова щелчки камер, негромкие команды, деловитая рабочая суета. Генералам это нисколько не мешало. Они обедали. Питались. Набирали калории.

Слева – бывший командующий 12-й армией РККА Понеделин, справа – бывший командир 13-го стрелкового корпуса Кириллов. В петлицах – по две звезды, если вместе сложить – восемь штук, на целое созвездие хватит.

Уманский «котел» перестал существовать. Две армии погибли, убитых не смогут пересчитать и через семьдесят лет. Фронт прорван, гансы форсируют Днепр, а этим двоим немецкий повар наливает тягучий розовый кисель.

– Ich kann nicht mehr!  [57]– Липка поморщился, поправил туго застегнутый ворот. – Сейчас, ей богу, стошнит!..

Стоящий рядом ефрейтор с фотокамерой взглянул на нас с явным интересом. Наверняка понял и взял на заметку. Может, прямо отсюда козликом поскачет – докладывать по начальству. Надо бы заняться этим ушастым, пока не добежал до ближайшего контрразведчика…

Нет, не надо! Нам с Фёдором глубоко плевать – и на ефрейтора, и на контрразведку, и на саму Смерть.

Бывший штабс-капитан Алексеевского полка Фёдор Липа погиб в июле 1942-го под Старобельском.

Бывший штабс-капитан Алексеевского полка Родион Гравицкий погиб в июле 1944-го на плато Веркор.

Ни хрена они нам не сделают! Но, черт возьми, почему я здесь? Почему я это вижу? Это не мое! Не моя память – и жизнь не моя!

– Lass uns gehen!  [58]

Во дворе было посвободнее, хоть и не намного. Посреди – крытый грузовик с большой белой буквой «К» на борту, возле забора – два десятка пленных под конвоем скучающих тыловиков, очередная пожива для стервятников-«пропагандистов». Не генералы, конечно. Их кормить из офицерского котла не станут, парикмахера с «золлингеном» не пришлют.

– А нашим раненым револьверы выдавали, – негромко проговорил мой друг. – Помнишь, Родион? Никто не хотел живым в плен к большевикам попадать. А эти!..

Оглянулся, скользнул взглядом по тихим, безразличным ко всему красноармейцам.

– С них-то взятки – гладки, нижние чины, серая кость. Но генералы! Даже если попал в плен, не успел пулю в сердце вогнать, дерись до конца, хоть кулаками, хоть ложкой! А они позируют, мордами наетыми торгуют, да. Солдатиков сейчас в лагеря гонят, все дороги забиты, а их красные превосходительства жрут!

Шевельнул губами, словно желая сплюнуть. Вынул платок, долго протирал потную шею.

Спорить с мертвым другом не тянуло, но он сам выбрал тему.

– Ты этого хотел, Липка. Хотел отомстить, пустить кровь большевикам, натравить на них немцев. Сам же говорил: пусть враги бьют врагов. Потому ты и пошел в Вермахт, и не в интенданты, в шпионы. У тебя все получилось. Вот она, кровь, целое море, и через сто лет не забудется! За каждого нашего, кто погиб на гражданской, уже воздали сторицей. Но Сталин все равно победит, большевики дойдут до Берлина, превратят его в щебень, а мы с тобой навеки останемся предателями. Ты и я, хотя меня здесь не было в августе 1941-го. Я ничего этого не видел! Это твоя память, не моя!..

Теодор фон Липпе-Липский равнодушно пожал плечами:

– Может, и моя, да. Но ее, как ты заметил, вполне хватило на двоих. А может, ты просто забыл, Родион?