Андрей Десницкий - Угарит

– Да как ты смеешь, дрянь! – заорала я, и хотела влепить негодяю пощечину, но вырвать руку так и не смогла. Судя по всему, мое сопротивление только подзадорило мерзавца, и он предпринял вторую попытку, на сей раз куда более гнусную и продолжительную. Я чувствовала, как к горлу неостановимым клубком подкатывает тошнота… Зато сквозь отвращение и ужас пробилась, наконец, спасительная мысль. Да-да-да, и как же это я раньше о таком не подумала?

– Я смотрю, ты совсем ничего не боишься, – мне даже удалось соорудить насмешливую фразу из обрывков местных слов.

– А чего мне бояться? – презрительно буркнул Элибаал, неспешно продолжая свое гнусное исследование.

– Осквернения, – с самым невинным видом ответила я, уставившись ему прямо в глаза.

В первую минуту на тупом лице старого пирата не отразилось ничего. Потом взгляд его изобразил вопрос, затем недоверие, а еще секунду спустя тяжеленная лапища развернула меня спиной к моему мучителю. Да, я не ошиблась в своих ощущениях… Если в Угарите еще можно было худо-бедно справляться с возникшими сложностями, не привлекая к себе внимания посторонних людей, то в заточении это было совершенно нереально. А доисторические средства гигиены по всем параметрам безнадежно проигрывали продукции фирмы «Котекс».

На физиономии Элибаала отразились разом ужас и отвращение, а державшие меня невольники разом отдернули руки, словно от раскаленной кочерги. Но резкий окрик хозяина заставил их снова схватить меня и втолкнуть в ту же гадкую каморку, где я уже провела столько времени.

– Я хочу есть, пить, и мне нужна чистая ветошь! – успела я крикнуть до того, как дверь снова замкнулась за моей спиной. Вскоре снаружи раздались заунывные вопли – это Элибаал с сообщниками явно пытался выпросить прощения у своих богов за нечаянное осквернение. Через некоторое время дверь приотворилась, чья-то рука просунула кружку со сравнительно свежей водой и выщербленную глиняную миску с месивом из бобов, швырнула в меня комок тряпья, и моя темница снова захлопнулась.

Никогда раньше мне бы в голову не пришло, что в эти антисанитарные времена событие, приближение которого меня заранее пугало, доставит такую радость и облегчение. Вот уж поистине не знаешь, где найдешь, где потеряешь. По крайней мере, теперь я была на несколько дней защищена от гнусностей Элибаала.

Немного погодя та же рука просунула в дверь некое подобие лохани, служившей верой и правдой уже не один десяток лет. «Ходить – сюда», – скомандовал грубый голос, и я поняла, что на волю меня выпускать никто не намерен. Мысленно пообещав гадкому бандиту еще сто лет расстрела и посмертие во рву с крокодилами и скорпионами, я постаралась расположиться в своем временном убежище с минимально возможным дискомфортом.

Сказать, что плавание вышло неприятным, значит не сказать ничего. Оно было отвратительным, мучительным, гнусным… Но даже такому чудовищному времяпрепровождению рано или поздно приходит конец. Судя по доносившимся до меня звукам и вздрагиваниям корабля, мы наконец, хоть и не с первой попытки, бросили якорь, причем явно не в дикой местности, а у причала. Забегали, затопотали ноги, команда явно покидала корабль. Наконец, когда звуки практически затихли, дверь моей конуры распахнулась, и на пороге в вечернем сумраке возникла сгорбленная, весьма уродливого вида старуха с покрывалом в руках. Речь ее разобрать было трудновато, и я далеко не с первой попытки поняла, что старая карга требует от меня закутаться в принесенную тряпку с головой, и только в таком виде мне будет дозволено выйти на волю.

Тряпка была весьма засаленной, воняла чьим-то застарелым потом, но другого выхода у меня не было. За спиной у горбатой ведьмы маячил Элибаал в сопровождении пары злобного вида головорезов, так что сбежать мне бы все равно не дали. С отвращением исполнив, что было приказано, я ощутила, как мои пальцы стиснула неожиданно крепкая лапка старухи, и я заковыляла за ней, как лодочка, привязанная тросом к корме большого корабля. Судя по звукам шагов, стража сопровождала нас и спереди, и сзади.

Идти, не видя дороги, было трудно, поэтому очень скоро я ободрала ноги о какие-то колючки и больно ушиблась о булыжник, но, к счастью, вскоре мы остановились. Раскрылась невидимая дверь, старуха втянула меня внутрь, и там, во мраке и прохладе массивного каменного здания, я смогла наконец скинуть навязанную мне хламиду и оглядеться по сторонам.

Мы стояли в помещении, показавшемся мне огромным, почти как в нашем мире – особенно по сравнению с той конурой, в которой я была принуждена ютиться последнее время. Старуха что-то невнятно лопотала, я пыталась, правда, без особого успеха, разобрать ее слова. Чаще всего в них повторялись два – Элибаал и деньги. Кто-то из них, похоже, был кому-то должен приличную сумму. Ну а я-то здесь при чем? Пусть сами между собой разбираются, чего меня впутывать в их малопонятные дела?