Роман Глушков - Побег

Всхрапнув еще пару раз, тварь поспешила к добыче. А добыча, сжавшись от страха, вытянула перед собой верхнюю конечность, как будто могла таким образом остановить несущегося на нее исполина. Жалкая, глупая мелюзга! Да сожрать ее — значит оказать ей величайшую милость, избавив от мучительного существования в этом жестоком для нее мире.

«Мелюзга» тем временем подступила к самому краю барокамеры. И приготовилась вовсе не к смерти, а к драке не на жизнь, а на смерть. Со стороны подобный героизм выглядел чистейшим безрассудством, но это если не знать о приготовленном Кальтером оружии. С ним его шансы одолеть дракона значительно увеличивались, вот только он сможет нанести всего лишь один-единственный удар. Потому что в случае промаха Обрубку уже не хватит времени на то, чтобы отыскать пакаль в воде и повторить атаку.

«Молотобоец» едва не допустил фатальную ошибку, но вовремя спохватился и отказался от первоначального желания просто метнуть пакаль во врага. Как сказал бы полководец Суворов, выдерни его «серые» из своей эпохи и телепортируй сюда: «Тварей инопланетных бей, а об элементарной земной физике не забывай!» И хорошо, что Куприянов не забыл о ней во всем этом бедламе. Потому что, метнув пакаль, он ничего бы этим не добился, а лишь уронил бы его перед барокамерой, на безопасном расстоянии от приближающегося врага.

Почему так? Да потому что артефакт тяжелел в сотни тысяч раз, едва лишь утрачивал контакт с телом Кальтера. Отлетев от его руки всего на миллиметр, пакаль превратится в неподъемный снаряд, который тут же рухнет к ногам метателя. Кинетическая энергия, которой Обрубок мог наделить обычный пакаль, швырнув его достаточно далеко, в многотонном пакале растворится без остатка. Можно было даже не проверять: помнится, «молот» сломал сиденье и промял пол еще до того, как Кальтер отдернул руку от выпущенного из пальцев пакаля.

Что ж, значит, надо действовать самым рискованным, зато проверенным способом, подпустив чудовище на максимально близкое расстояние. А потом…

О том, что случится потом, задумываться было некогда. Присев и вытянув руку с артефактом, Куприянов сосредоточился, готовясь разжать пальцы в нужный момент, не раньше и не позже. И разжал их аккурат тогда, когда враг врезался в барокамеру точно под ним. Все это время тварь не сводила с него своих выпученных глаз-бельм. А перед столкновением еще и раззявила пасть — не иначе надеялась, что жертва упадет с «бочки» прямо ей в зубы.

Обрубок действительно упал — да и кто бы на его месте не упал, когда в опору под ним ударилась такая громадина. Но он был к этому готов, вовремя присел на корточки и смог контролировать свое падение. Утратив равновесие, Кальтер перекатился на спину и съехал по боку барокамеры вниз. Трение спиной о металл замедлило его скорость, и он успел развернуться так, чтобы приземлиться на ноги. На которых он все же не устоял и, поскользнувшись, плюхнулся в воду. Но в сравнении с тем, что его ожидало, небольшое купание его совсем не огорчило. Тем более что он еще не обсох после предыдущего…

Все это случилось уже после того, как бывший разведчик избавился от пакаля. А пакаль, в свою очередь, избавил его от необходимости кормить собой монстра. Что неизбежно случилось бы, замешкайся Кальтер или промахнись. Хотя промахнуться мимо широченной оскаленной пасти, когда она раскрылась всего в метре от тебя, сложно даже в такой суете и нервотрепке. Все, что сделал «молотобоец», это разжал пальцы в ту секунду, когда тварь врезалась в препятствие. И больше от него ничего не потребовалось.

Каким бы прочным ни был череп гадины, такой удар не обошелся бы без последствий даже для танковой брони. Куприянов как будто уронил на голову врагу железнодорожный рельс длиною около восьмидесяти метров, причем уронил не плашмя, а торцом… Комментарии, как говорится, излишни. И кто вышел победителем из этого столкновения, тоже совершенно очевидно.

Грохот от очередного тарана слился с двумя другими грохотами — одновременным падением на пол артефакта и исполинского мертвого тела. Что стало с последним, Кальтер увидел позднее. Уже после того, как поднялся на ноги и, выждав, когда у твари закончится агония, вышел полюбоваться результатом своей кровавой работы.

Голова чудовища выглядела так, словно ее разорвали надвое тракторами. Картина эта согрела куприяновскую душу лучше глотка хорошей выпивки. Спасти чудовище отныне мог разве что какой-нибудь маг-некромант, умеющий оживлять мертвых драконов. Но поскольку специалистов по черной магии здесь не имелось, а «серые» вроде бы такой ерундой не занимались, то в истории этой твари можно было с полной уверенностью ставить точку.