Роман Глушков - Побег

Все верно, сама по себе гибель Мачори никого не ужаснула. Но вот гибель не абы кого, а правой руки полковника Рошона вызвала в толпе оторопь. Происшествие было далеко не рядовым и могло обернуться весьма неприятными последствиями. В первую очередь, разумеется, для Обрубка. Синие Одеяла не накинулись на него здесь и сейчас лишь потому, что чтили негласные правила таких поединков. А именно: окончательную участь их победителя решали только главари банд — Рошон, Абу Зейдан и Штернхейм. И в данном случае двое последних были не при делах, поскольку Мачори пал от руки обычного зэка, не входившего ни в одну банду.

Дальнейшая судьба Обрубка зависела от решения одного-единственного человека — Рошона. Который, как назло, отсутствовал сейчас в столовой. То есть полковнику придется судить обо всем случившемся здесь по рассказам своих подручных. И это плохо, ведь ожидать по-настоящему честного суда от главаря Синих Одеял — да и от остальных главарей тоже — было бы слишком самонадеянно.

Впрочем, пока что Обрубка беспокоило другое. Едва до всех дошло, что Мачори мертв, как вертухаи тут же сорвались с места. И, выкрикивая команду «Разойдись!», стали проталкиваться сквозь толпу к победителю. Разумеется, никто и не попытался им воспрепятствовать. Заметив их приближение, Обрубок решил не дожидаться ударов дубинками. И, подняв руки, заранее встал на колени, как требовали в таких случаях тюремные правила. Правда, он чуял, что без насилия все равно не обойдется. Ни Обрубок, ни прочие нарушители порядка никогда не отправлялись в карцер, избежав побоев. Тоже своего рода тюремный ритуал, через который проходят все штрафники, неважно, сопротивляются они при этом охране или нет.

Так и вышло. Получив ботинком промеж лопаток, Обрубок упал ниц, чудом умудрившись не разбить лицо об пол. После чего инстинктивно подтянул колени к груди и прикрыл голову рукой, хотя последнее было лишним. Вертухаи не били зэков дубинками по голове. Но вовсе не из гуманности — просто не желали стрясти им мозги и нянчиться потом с сумасшедшими, с которыми и подавно хлопот не оберешься.

Получив дежурную порцию синяков, скрипящий зубами от боли Обрубок был столь же бесцеремонно подхвачен под руки и поставлен на ноги. А потом закован: наручник на его здоровой руке крепился к ножным кандалам цепью, что пропускалась через кольцо на опоясывающем талию широком ремне.

Вертухаям не хотелось таскать нарушителей в изолятор на себе, поэтому их дубасили так, чтобы они не падали и могли шевелить ногами. И пусть сидеть в темном, сыром и тесном ШИЗО было той еще пыткой, Обрубка не пугала такая перспектива. Уж лучше идти на своих двоих в карцер, чем отправиться на носилках в морг. Неизвестно, что случится завтра, но этот дерьмовый день Обрубок пережил. Причем относительно целым и невредимым. А это значит, что он сохранил достаточно сил для того, чтобы пережить и завтрашний день. Который, в свою очередь, покажет, есть ли у него шанс выжить послезавтра.

Здесь, в карцере, он не боялся, что Синие Одеяла подкрадутся к нему незаметно и нанесут удар в спину. И прочим врагам, которые тоже могли сговориться с охраной и навестить штрафника, придется войти к нему в камеру и драться с ним лицом к лицу. Сомнительное утешение, но за неимением лучшего Обрубок довольствовался и таким. На «Рифте-75» он привык ценить любую радость, даже мимолетную. И наслаждался ею столько, сколько у него это получится…

— Кальтер!.. Кальтер, ты спишь?.. Эй, просыпайся, есть разговор!

Обрубок открыл глаза. Он не спал, а всего лишь дремал, и то вполглаза. И потому догадался, кто обращается к нему громким шепотом из-за карцерной двери.

Это был уборщик, который недавно был впущен в изоляторный блок и, гремя ведром, принялся мыть коридорный пол. Один из заключенных-одиночек, которые, в отличие от Синих Одеял, Факельщиков и Диких Гусей, не чурались грязной работы. Обрубок и сам был бы не прочь драить тюремные полы хоть днями напролет. Несмотря на неприглядность подобного труда, он не только разнообразил бы узнику жизнь, но и давал шанс побывать в тех уголках тюрьмы, где Обрубок еще не бывал. И которые ему тоже очень хотелось бы осмотреть.

Увы, но здесь инвалидам запрещалось носить протезы. А управляться со шваброй одной рукой несподручно. Поэтому единственное, что поручали Обрубку — это толкать всяческие тележки: в библиотеке, на складе, в прачечной… Тоже в принципе неплохая работа. Но она не позволяла захаживать в те части тюрьмы, куда не требовалось ничего возить на тележке. Или же где пройти с тележкой было просто-напросто невозможно.