Вячеслав Коротин - Шпага императора

Кувыркнулся ваш покорный слуга только так. Ещё и перевернулся пару раз.

Прямо под ноги очередному супостату.

Зря он стал сомневаться на предмет, куда бы меня штыком тыкнуть. Ой, зря!

Я уже видел ухмылку на лице данного француза, я уже физически ощущал, как мне в грудь или живот вонзится штык…

Говорят, что перед смертью перед мысленным взором человека мгновенно проносится вся его жизнь. Враньё. Во всяком случае, в моём случае. (Опять каламбур.)

В сознании, когда увидел направленный в своё туловище штык, блеснуло только: «Настя!»

Передать этот звук невозможно: «Хлюп! Хрясть! Бздыньш!..»

Это нужно слышать. (А лучше не слышать и тем более не видеть.)

С данным звуком снесло половину черепа у того самого француза, что секунду назад выбирал, в какую точку моего организма воткнуть штык.

Специально так не попасть, но чудеса встречаются на войне чаще, чем где-либо: Лёшка Кречетов метнулся спасать командира и махнул своим двухкилограммовым тесаком так, что сталь вошла аккурат в рот французу. А там уже и препятствий практически не оставалось – прорезать щёки и перерубить сочленение черепа с позвоночником. На шее осталась только нижняя челюсть вражеского пехотинца.

Однако покойник не угомонился и предпринял ещё одну попытку угробить намеченную ещё при жизни жертву: не выпуская ружья из рук, стал заваливаться прямо на меня. Ясное дело, что состояние полной прострации, в котором я в тот момент находился, совершенно не способствует способности мгновенно сориентироваться и увернуться от смертельной опасности. Унтеру пришлось спасать моё высокоблагородие вторично – коротким толчком Кречетов отпихнул мертвеца вбок, и тот благополучно попал штыком в землю-матушку, а не туда, куда собирался изначально.

– Вы как, вашвысокобродь? Помочь?

– Спасибо, Лёшка! Встать помоги…

Благо что в данном месте и в данное время уже не было французов в непосредственной близости, поэтому переход обратно в вертикальное положение прошёл беспроблемно.

И тут с тыла…

Грянуло!

Она… Он… Музыка?.. Марш?.. «Прощание славянки», в общем.

Ух, как вжарило!

И сразу стало ясно: не взять галлам флеши. Теперь уже точно не взять!

Нижегородский и Орловский полки шли умирать вместе с гренадёрами Бороздина. Бригада Паскевича, ещё не потрёпанная в бою, маршировала к флешам. Под бессмертную музыку. Музыку, под которую и умирать не так страшно…

…Брешь залатана, французы отброшены, подкрепления подошли. Теперь можно собираться и следовать в распоряжение генерала.

Построилось около двух третей от того количества бойцов, что полчаса назад врубились в рукопашную схватку с прорвавшимися врагами. Вместе с моряками – около полутора сотен осталось.

Но задержались мы здесь не зря. И, наверное, каждый из забрызганных своей и чужой кровью, встававший сейчас в строй, это понимал.

– Спасибо, ребята! Здорово морду французам набили! – крикнул я своим пионерам. – Отходим. Запевай, Кречетов!

Оказалось, что песню знают уже не только мои:

Ну, не Долматовский, я перепёр его гениальные стихи, как сумел, на соответствующую эпоху. Как говорится, «Я его слепила из того, что было…»

Стоящие пехотинцы, готовящиеся к смертельной рубке, провожали наши ряды благожелательными улыбками. Значит, пехота действительно благодарна за всё, что мы сделали, они не считают трусами тех, кто значительно проредил порядки их потенциальных противников, но не имеет возможности продолжать биться плечом к плечу с ними.

– Спасибо, Вадим Фёдорович! – Бороздин шагнул мне навстречу, раскинув руки. – От корпуса, от всей армии спасибо!

Мы обнялись. Генерал со времени последней нашей встречи слегка осунулся – полевая жизнь человеку в возрасте здоровья не прибавляет. Но выглядел всё равно молодцом.

– До чрезвычайности рад встрече, уважаемый Михаил Николаевич. Но с какой целью нас отвели с позиций?