– Это отчего же? – не понял Всеволод.
– Оттого что сил наших только на один тумен и хватит, – принялся растолковывать Горчаков. – На остальное монгольское войско мы с десятью тысячами уже не пойдем. А здесь под Москвой у нас сейчас есть возможность сорвать весь поход. Если снаружи будем монгольский лагерь атаковать, то к обозам можем и не прорваться. А если из-за стен ударим, то до камнеметов монгольских мы уж точно доберемся, поскольку они как раз у этих самых стен и будут стоять. А без них монголы ни одного города взять не смогут. Вот и выходит, – развел руками Горчаков, – что если изничтожить камнеметы, то осаде конец. Да и всему их походу тоже.
Весь «высший командный состав московского гарнизона» собрался на дозорной площадке башни над Боровицкими воротами. Окончание треугольного мыса между Москвой-рекой и речкой Неглинной являлось самым высоким местом Боровицкого холма. Отсюда было хорошо видно, что происходит и за Неглинной, и за Москвой-рекой. И от этого зрелища всем было малость не по себе. Кремль со всех сторон окружал огромный воинский лагерь, над которым поднимались в небо тонкие дымки от тысяч костров.
– Много ж, однако, нехристей! – передернул плечами под лисьим полушубком Владимир Юрьевич. – Пали на Москву, аки прузи.
«Точно подметил, – подумал Олег, – монголы действительно саранчу напоминают, и не только числом, но и тем, что после них ничего не остается».
Он стоял, положив руку на толстое бревно ограждения, опоясывавшего верхнюю площадку башни, и наблюдал за суетой внизу метрах в восьмидесяти от стены.
День был ясным и солнечным, снег сверкал так, что приходилось щуриться. Под крутой шатровой крышей с козырьком, возвышавшейся на столбах над площадкой, гулял ледяной ветерок. Мороз щипал щеки. Время приближалось к полудню.
– Пора, я думаю, – громко сказал Горчаков, развернувшись к князьям и боярам. – Самое время сейчас ударить.
Внизу под стенами артиллеристы монголов закончили установку укрытий и начали собирать натяжные «блиды» и «манжаники» – требушеты. Вопреки расхожему мнению, бытовавшему в мире Олега, делали это не русские пленные, а расчеты метательных машин, доходившие до сорока-пятидесяти человек. Пленные нужны были монголам для другого, они должны были заваливать рвы перед штурмом. И вот тут им приходилось круто: тех, кто не хотел помогать врагу и тащить фашины в ров, убивали монголы, тех же, кто из страха немедленной смерти бежал к стенам, расстреливали защитники города. Еще монголы часто применяли тактику «живого щита».
Горчаков помнил только три подобных случая из своей истории: фашисты при штурме Брестской крепости в одну из атак шли, прикрываясь женщинами. Чеченские бандиты, захватившие больницу в Буденновске, расставили в окнах женщин. И еще пират Генри Морган, бывший мерзавцем каких мало, при штурме Панамы выстроил перед своими головорезами захваченных дворянок и монахинь ближайшего монастыря. «Благородные» пираты сначала изнасиловали бедных женщин, а потом спрятались за их спинами во время штурма. Испанский комендант Панамы, поклявшийся либо отстоять город, либо умереть, приказал дать залп из пушек и мушкетов. В итоге несчастные женщины полегли пол пулями и картечью вместе с пиратами. Всего три случая за четыреста лет – а монголы занимались такими вещами регулярно! Правда, в качестве «живого щита» они использовали в основном мужчин. Но не из гуманности, а просто потому, что женщины не выдерживали длительного общения с «благородными» и «рыцарственными монголами», как их на полном серьезе называл в своих работах Гумилев. Черные пятна от костров, а между ними россыпь обнаженных женских тел, застывших на снегу, были верной приметой того, что на этом месте монголы стояли лагерем.
– Ну раз пора, то быть посему! – объявил Владимир, приосанившись. – На конь, братия! Преломим копья за землю Русскую! Не посрамим славы пращуров наших!
Два князя, девять бояр, в число которых входил и главный московский воевода Филипп Нянка, а также рыцарь франкский Олег Иванович быстро спустились на нижний этаж, вышли на ярко освещенный двор и поднялись в седла боевых коней. Несколько командиров остались у Боровицких ворот, остальные разъехались в разные стороны. Все улицы, ведущие к воротам, были забиты плотными рядами изготовившейся к бою конницы, поэтому Горчаков и два боярина поскакали вдоль вала, из которого вырастали бревенчатые «городни» стен. Ехать было недалеко – до следующих ворот. Здесь они назывались Ризоположенские, а Олегу они были больше известны как Троицкие. Эти ворота открывались на мост через Неглинную, по которому проходила Новгородская дорога.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу