Евгений Сапронов - Черный сокол. Снайпер из будущего

Седло было обтянуто плотным желтым шелком с вышитыми на нем синими драконами. Спереди к деревянной основе крепилась толстая золотая пластина, но не сплошная, а отлитая в виде декоративной решетки, с узором изумительной сложности и красоты. В причудливый растительный орнамент неизвестный, но явно талантливый мастер вплел охотившихся на газелей и дравшихся друг с другом леопардов. Эти живописные сценки обрамляла окантовка из крупных жемчужин. Издали она напоминала колье из трех рядов жемчуга. В центре этого шедевра ювелирного искусства сверкали три алых камня – возможно, среднеазиатская шпинель, а быть может, и индийские рубины.

По-монгольски широкое серебряное стремя, перехлестнувшееся во время падения через седло и поэтому не утонувшее в снегу, тоже было ажурным. В его прихотливом узоре Олег явственно различил арабские мотивы. А вот кто отлил пластину для седельной луки: хорезмиец или китаец, – он определить затруднился.

– М-да. Высокое предназначение искусства заключается в том, чтобы украшать упряжь монгольских коней! – после напряженной погони и схватки Горчакова потянуло на философию. – Лошадники гребанные! – возмутился он. – Нет бы какие-нибудь яйца Фаберже заказать или письменный прибор со статуэтками либо шкатулку. Подсвечник, на худой конец! Короче, что-то такое, чем комнату можно украсить. Не седло же мне на стол ставить, в самом-то деле!

Практичный Олег уже прикидывал, как он мог бы использовать такую роскошную добычу, и перспектива езды в золотом седле вдохновляла его меньше всего.

– Это мне что теперь, на коня сигнализацию ставить? – вопрошал Горчаков, продолжая свою гневную филиппику. – Его же без присмотра нигде не оставить! Сопрут, блин! А ты шагай, вражина, это я не тебе, – Олег махнул рукой Кюлькану, который остановился и обернулся на его бубнеж.

– Богато жили нехристи! – поделился впечатлениями Вадим, когда Горчаков вывел своего пленника на лед. – Вон, даже стремена у них из серебра, – оруженосец указал на лошадей двух убитых чингизидов.

Их убранство было не таким роскошным, как у сына Чингисхана, но золотые бляшки на сбруе имелись, а седельные луки также украшали литые решеточки, правда попроще и без жемчуга с каменьями. Ажурные стремена шириной с ладонь являли восхищенным воинам изумительный орнамент, словно бы попавший в заснеженный русский лес прямо из сказки «Тысяча и одна ночь». Сверху они были увенчаны фигурками двух барсов, возлежавших на дугах. Их хвосты переплетались и образовывали кольца, куда продевались стременные ремни.

«Похоже, что для всех троих один мастер стремена отливал, – подумал Олег, – видать, это самый модный стиль в нынешнем сезоне».

– А ты еще на подковы глянь, может, тоже серебряные, – посоветовал Учай.

Говорил ли он всерьез или просто хотел поддеть Вадима, Горчаков не понял.

– Знаете, кто это? – спросил он, указав на Кюлькана.

– Хан монгольский, – пожал плечами Учай и вопросительно посмотрел на Олега.

– Угу, – кивнул тот. – А теперь послушайте меня, – Горчаков строго посмотрел на дружинников из-под козырька поднятого забрала. – Вы никому не должны говорить, что я взял в плен хана. Попридержите языки и не трепитесь попусту! Ясно?

– Ты, Олег Иванович, мыслишь, что Всеволод Юрьевич пленника у тебя отберет, коли проведает? – спросил Вадим.

– Быстро соображаешь, – похвалил Горчаков оруженосца.

В Европе если рыцарь брал в плен какого-нибудь знатного вельможу, то отобрать его не мог даже король. Выкупы за пленников являлись законной статьей дохода, и покушение на нее было бы равносильно расшатыванию самих основ феодальных отношений.

Князья пока еще не пытались ущемить Олеговы права, но стоило им только узнать, кто находится в его руках, и их «политкорректность» могла улетучиться в один момент.

Горчаков решил подстраховаться и превратить монгольского царевича в «Железную маску». Не так буквально, как это описано у Дюма, а попроще и без «изысков» в виде не снимавшегося закрытого шлема.

Олег полагал, что если он сам не начнет рекламировать свой «подвиг» и если ребята не проболтаются, то никто особо и не заинтересуется его очередным пленником.

«Только сначала переодеть его надо», – подумал Горчаков и, приблизившись к Кюлькану, расстегнул его пояс.

Оружие хана он вернул в ножны сразу после того, как связал ему руки и поставил на ноги. Кроме меча и ножа на поясе царевича, по монгольскому обычаю, слева висел лук в налучье, а справа колчан. Все это вместе называлось «саадак». У Кюлькана он был сделан из кожи на деревянных рамках, обтянут бордовым шелком, густо расшитым золотыми нитями, и усыпан китайским жемчугом. В колчане у чингизида торчало только пять стрел с покрытыми лаком древками из китайского кедра и ярким красным оперением. По монгольским понятиям, чем выше в имперской иерархии стоял человек, тем меньше стрел находилось в его парадном колчане. Сам Чингисхан носил только три стрелы.