Артем Рыбаков - Вернутся не все! Разведывательно-диверсионный рейд (сборник)

Упомянутая привязанность к оружию появилась у Клауса как раз после того нападения. Их легкая колонна снабжения везла солдатам родной сто шестой пехотной, разместившимся в лесах южнее Рибшево, очередную партию боеприпасов, когда на лесной дороге, пролегавшей в этом месте по высокой насыпи, их обстреляли. Ничего не предвещало беды, просто в какой-то момент далекие кусты засверкали вспышками частых выстрелов, и он просто одеревенел. И, скорее всего, так и сидел бы на облучке своей повозки, если бы их отделенный, зычно помянув Богоматерь и всех святых, не дал ему, пробегая мимо, оглушительную затрещину. Кулем свалившись с телеги, Клаус, сам не помня как, сполз к подножию насыпи, где и просидел всю переделку. Впрочем, «просидел» – это громко сказано, поскольку в себя доблестный старший кучер пришел, только погрузившись до ушей в стоялую воду глубокой и грязной лужи. Карабин же так и пролежал весь бой рядом с мешками. «Хорошо еще, что никто не заметил, что оружие я бросил!» – думал фон Шойбнер, пытаясь привести себя в божеский вид. Труд, надо сказать, сам по себе нелегкий, поскольку мокрая и изгвазданная грязью форма в дополнение тут же покрылась белесой дорожной пылью. Еще одна мысль не давала покоя Клаусу на протяжении всего оставшегося пути: «А не слышал ли кто-нибудь из сослуживцев, как я матерился по-русски?»

С пулеметом Клаус разобрался довольно быстро, благо приемы обращения действительно не сильно отличались от таковых у «ноль восьмого», с которым он был знаком еще с допризывной подготовки. А на грубую отделку, непривычный высокий щиток и светло-зеленую окраску пулемета обращать внимание он не стал. В конце концов, дареному коню в зубы не смотрят!

И вообще, в последнее время Клаус стал все чаще вспоминать, что при рождении родители назвали его не Клаусом и даже не Николасом, а вовсе даже Николаем, отчего он ощущал некоторое неудобство и одновременно надежду, что его смутные воспоминания могут помочь ему выжить на этой войне. Чуть ли не каждый вечер, возвращаясь мыслями к тому злосчастному дню, Шойбнер приходил к выводу, что то, что его сослуживцы считали случайностью, на самом деле ею не было! Их подразделению пока везло, и о проделках «ночных воров», как называли между собой бойцов русских истребительных команд солдаты, им было известно больше из рассказов. Но Клаус помнил, как они четыре дня ночевали в чистом поле из-за того, что русские взорвали несколько мостов прямо под носом у беспечных часовых.

Вот и засада эта в его представлении совершенно не походила на случайное нападение группы русских окруженцев. Слишком отпечаталось в его памяти то, как бились перепуганные кони, когда безжалостно свистящие пули убивали и ранили их. Впряженный в его повозку гнедой мерин Мюрат, получив пулю в бедро, заметался, пытаясь порвать упряжь и уйти от опасности. Ошалев от стрельбы и метаний соседа, другой конь, соловый Варвар, неудачно прыгнул в сторону и свалился с насыпи, стащив за собой груженую повозку, сломавшую ему ногу. Пристрелить пришлось обоих. Вообще в том бою их транспортная колонна из шестидесяти девяти имевшихся упряжных лошадей потеряла шестнадцать, многие повозки пришлось ремонтировать, а уж про то, что часть груза пришлось собирать по всей округе, и говорить не приходится. Хорошо еще, что командовал подразделением опытный офицер, и времени на все эти хлопоты потеряли относительно немного – около двух часов. Но шестнадцать лошадей – это восемь повозок, оставшихся без тяги, что, в свою очередь, уменьшило суммарную грузоподъемность подразделения на целых шесть тонн, и если пересчитать эти тонны на патроны, не доехавшие до фронта, или на пайки, то не все так радужно, как пытался убедить солдат ротный фельдфебель. Да и солдаты транспортной колонны теперь старались не грузить своих четвероногих помощников сверх необходимого: ведь одно дело тащить штатные три четверти тонны груза по брусчатым или асфальтовым дорогам Европы, и совсем другое – по песчаным и глинистым проселкам России.

Вот потому и осваивал с таким рвением чужое оружие оберфарер {79}фон Шойбнер, и набивал затем патронами матерчатую ленту, чтобы обезопасить себя, своих товарищей и своих коней от неведомых и страшных русских диверсантов.

Из поощрительного приказа командира XXXXVI моторизованного корпуса генерал-лейтенанта фон Фитингхофа {80}

«После трудного сражения на северо-восточном фасе Ельнинского выступа отделение унтершарфюрера Ферстера из состава 1-й роты мотоциклетного батальона СС «Лангемарк» танковой дивизии «Райх», получившее приказ прикрывать левый фланг своей роты, было обнаружено в следующем виде.