Анатолий Дроздов - Самец взъерошенный

Проснулся я рано – привык. Телевизора здесь нет, интернета – тоже, поэтому ложишься рано. К рассвету успеваешь выспаться, даже если часть ночи потратишь на другие дела. В спальне царил сумрак. Некоторое время я лежал, силясь понять, как оказался под этим низким сводчатым потолком, но потом сообразил. Осторожно освободившись от головы Виталии, устроившейся на моей руке, – та что-то недовольно пробурчала, но не проснулась – я встал и, захватив тунику, вышел в перистиль. Вода в бассейне оказалась холодной – не успела прогреться. Поколебавшись, я окунулся, но тут же выскочил – обжигает. Ночи пока стоят прохладные. Покряхтывая, я растерся до красноты захваченным в доме полотенцем, после чего, набросив тунику, направился в кукину – так здесь зовут кухню. Вчера Виталия не только показала мне комнаты, но и разъяснила назначение каждой из них.

В кукине, к своему удивлению, я столкнулся с незнакомой димидией лет сорока. Она сосредоточенно раздувала в жаровне угли.

– Аве! – поздоровался я. – Меня зовут Игрр. А ты Аманда?

Вчера Виталия сказала мне о служанке, и я запомнил имя. Аманда нечленораздельно буркнула в ответ и продолжила свое занятие. «Да! – подумал я. – Здесь нас не любят. Интересно, за что?»

Поколебавшись, я подошел к столу и стал разбирать остатки вчерашней снеди. Количество еды сократилось – любовь и купание пробуждают аппетит, но на завтрак хватало. Взяв кус копченой грудинки, я нашинковал ее тоненькими ломтиками, достал из корзинки четыре яйца, подумал и добавил к ним оставшиеся два. Бронзовая сковородка с ручкой нашлась на вбитом в стену крючке. Но едва я завладел посудой, как служанка подскочила и вырвала сковородку.

– Аманда! – удивился я. – Мне нужно позавтракать.

– Сама сделаю! – сердито сказала служанка.

«Тяжелый случай!» – понял я.

– Я чем-то тебя обидел?

– Ты!.. – Она аж задохнулась. – Он еще спрашивает! Виталия разорена, дом у нее отберут. Я прослужила здесь двадцать лет, а теперь останусь без куска хлеба. Мне сорок лет, кому я нужна? Все из-за тебя!

«М-да!» – мысленно вздохнул я.

– Не переживай! Наладится. Я буду работать и верну долг.

– Лжец!

Она швырнула сковородку на стол и выбежала из кухни. Переживать по этому поводу я не стал. Баба с кухни – дышать легче. Угнездив отвоеванную сковородку над жаровней, я бросил в нее ломтики грудинки. Те заскворчали, испуская вкусный аромат, и стянулись в гармошку. Я перевернул их деревянной лопаткой и стал бить поверх яйца. Посолив, проследил, чтобы белок с желтком не затвердели полностью и своевременно снял сковородку с жаровни. В этот момент над ухом кто-то засопел.

– Что там? – спросила Виталия, пытаясь заглянуть мне через плечо. – Я спала и почуяла запах.

– Руки мыла? – сурово спросил я.

– Вот! – Она показала розовые ладошки. – Остальное тоже чистое.

– За стол! – приказал я, пряча улыбку.

Мы, как и вчера, улеглись на лектусе и стали забрасывать в рот горячую яичницу. Заедали ее свежим хлебом, принесенным Амандой, и запивали вином, разбавленным горячей водой. Сковорода опустела быстро.

– Почему у тебя всегда вкусно? – спросила Виталия, облизав ложку.

– Потому что готовлю с любовью! – просветил я.

– Ко мне? – обрадовалась она.

– К желудку.

Она засмеялась и потерлась щекой о мою.

– Не выспалась! – пожаловалась на ухо. – Ты не дал.

Я хмыкнул. Это еще надо выяснить, кто кому не давал.

– Мне было так хорошо! Ты такой умелый. У тебя было много женщин?

«Начинается! – вздохнул я. – Вот зачем это выяснять? Кому нужно?»

– Отвечай! – потребовала она. – Честно!

Я задумался. В юности, когда бушевали гормоны и сверстники бегали по девчонкам, я гасил приступы плоти в спортивном зале. Даже на сборах, где по традиции презервативы – один из обязательных предметов в сумке спортсмена, было не до любовей. Я планировал стать чемпионом, поэтому к вечеру из спортивного зала буквально выползал. Какие девочки? В институте пахал от рассвета до заката. Тот же латинский учил в объеме, гораздо большем, чем требуется врачу. Преподаватель попался хороший, увлек.

– Латынь не так богата, как русский язык, – объяснял нам. – Но скупость средств дисциплинирует мозг, приучая говорить кратко и по существу.

Вот и приучался… Об остальных предметах и говорить нечего – медицинский вуз. Дальше была работа и армия. Нельзя сказать, что за эти годы у меня ничего и ни с кем, но если и случалось, то как кратковременный эпизод. Серьезные отношения возникли только с Ксенечкой. Ну, это тогда я думал, что всерьез…