Анатолий Дроздов - Самец взъерошенный

В Рому ала вошла к полудню. Сначала мы увидели кирпичные стены, затем различили черепичные крыши зданий. Вскоре показались ворота. Они были распахнуты. Повозки и люди, издали походившие на жучков с муравьями, вползали в них и выползали. Движение у стен города оказалось оживленным. Передовой турме пришлось потрудиться, расчищая путь. Повозки сгоняли с мощеной дороги, нолы сходили с нее сами. Слышались крики и ругань. Скоро, однако, это кончилось. Конница, простучав копытами под аркой ворот, втекла внутрь.

Сразу за стеной нас ждал шок: на обочине стоял билборд, самый настоящий! Он представлял собой каменную стенку с изображением, выполненным мозаикой. Сюжет… Здоровенный мужик имел молодую треспарту в коленно-локтевой позе. Хвост дамочки был задран, а лицо изображало фальшивую радость, как у актрис из нашей рекламы. Текст поверху картинки гласил: «Лучший лупанарий Рома! Виа Претория. Удовольствие и здоровые дети!»

Мы переглянулись. Я перевел надпись, парни заржали. Я поддержал. «Кошки» покосились и засмеялись.

– Это один из пришлых придумал, – сообщила Лола. – Раньше таких картин в Роме не было.

Нашли, что позаимствовать! Закона против порнографии на вас нету! Успокоившись, мы закрутили головами, разглядывая дома и улицы. Последние были мощеными и достаточно широкими, чтобы встречные повозки могли разминуться. Дома сразу за стенами стояли многоэтажные, а ближе к центру показались облицованные мрамором роскошные дворцы. Крыши некоторых покрывали листы меди. Пару раз встретились площади, окруженные величественными зданиями с лесом колонн – то ли храмы, то ли обиталища местной власти.

На площадях красовались мраморные и бронзовые статуи – мужчины и женщины. Женщины задрапированы в длинную, спадающую ниже пят одежду, а вот мужики стояли совсем голые – даже фиговых листков не наблюдалось. Агрегаты у всех были в рабочем состоянии. У мраморных статуй они выделялись более светлым цветом, а у бронзовых просто блестели. Парни, заметив, захихикали.

– Что это? – спросил я Виталию, указав на статуи.

– Обычай, – смутилась она. – Если подержаться за фаллос, богиня пошлет удачу.

Я перевел, парни засмеялись.

– Пусть за мой подержатся! – предложил Олег и ухмыльнулся. – Удачу гарантирую.

Переводить его слова я не стал. Ала спешилась возле одного из помпезных строений, я, Виталия и трибун поднялись по мраморным ступеням. За дверью оказался просторный зал, освещаемый из окон под крышей. Стекол в окнах не имелось. Трибун подвела нас к мраморному столу. За ним восседала женщина в длинной, до пят, тунике.

– Гражданин Игрр желает подать жалобу! – объявила трибун.

Женщина кивнула и взяла из стопки, лежавшей перед ней, лист пергамента, после чего обмакнула заостренную камышинку в бронзовую чернильницу. Процедура не затянулась. Трибун под наши молчаливые кивки продиктовала обвинение, я и Виталия, взяв протянутую камышинку, поочередно поставили подписи, после чего трибун заверила их отпечатком перстня. Затем, обернувшись, отдала приказ. Двое воинов ввели в зал связанную Лавинию.

– Передаю обвиняемую в руки претора! – объявила трибун.

Подскочившие воины в кожаных доспехах взяли Лавинию под локти и увели. Трибун и мы вернулись к але.

«Быстро у них! – оценил я. – У нас бы часами мурыжили!» Я склонился к уху Виталии:

– Что дальше?

– Претор назначит время суда, – таким же шепотом пояснила она и вздохнула: – Только я не верю, что он состоится!

– А нам и не нужно! – подмигнул я.

Она глянула удивленно, но не решилась спросить. Вокруг топорщились любопытные уши.

Храм Богини-воительницы оказался неподалеку. Огромное круглое здание с куполом возвышалось над окружавшим его высоким забором, как великан над травой. Повозки остановились у задней калитки, одна из «кошек» стукнула в нее бронзовым молотком, калитка отворилась. На подходе к Рому трибун послала гонца, поэтому в храме ждали. Обошлось без бюрократии и проверки паспортов. Вышедшая жрица пригласила нас следовать за ней. Я на прощание легко сжал кисть Виталии (она кивком подтвердила, что все сделает) и последовал за парнями. Нас отвели в дом, стоявший позади храма, и велели раздеться. Привыкшие к простоте местных нравов, мы скинули одежду, сложив ее на мраморную скамью. Пожилая жрица осмотрела нас и одобрительно кивнула.

– Сейчас вас помоют и переоденут! – объявила стоявшая в стороне высокая треспарта.