Александр Мазин: Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь

Корабли русов убрали весла. Сейчас они выскочат на песчаный берег, трубы проревут атаку, и, ощетинившись копьями, понесется на них конная лава.

Пчёлко настолько сосредоточился, ожидая сигнала (да и жара измотала, притупила внимание), что упустил миг, когда туча стрел взмыла в небо. Но когда стрелы посыпались на катафрактов, Пчёлко уже был наготове: уронил на лицо забрало, прикрылся щитом… Русская стрела с силой ударила в край щита, другая скользнула по наплечнику, третья лязгнула о налобник коня – Пчёлко с трудом удержал его в строю. Рядом кто-то вскрикнул, жалобно заржала лошадь… Из-под щита Пчёлко глянул на своих… Держатся. У русов сильные стрелы, подумал Пчёлко, но на таком расстоянии доспех им не пробить, урон будет небольшой… Сглазил. Один из его десятка, охнув, повалился с коня… А стрелы сыпались, густо… Пчёлко съежился за щитом. Тяжело вот так стоять в бездействии, ждать: не найдет ли тебя смерть…

Момент, когда русы оказались на берегу, Пчёлко тоже упустил. А когда наконец прозвучало долгожданное: «В атаку!», Пчёлко опустил щит и… увидел, что русы уже не в двухстах, а в пятидесяти шагах. Они пеше атаковали тяжелую конницу!

Зрелище бегущей на катафрактов пехоты настолько поразило Пчёлку (и не его одного), что он упустил еще несколько мгновений. Очнулся, когда набегающий на него здоровенный усатый рус в круглом шлеме, размахнувшись, метнул в Пчёлку копье.

Тут уж Пчёлко не оплошал: принял копье на щит… И остался без щита. Копье руса пробило бычью кожу и деревянную основу и выскочило изнутри. Пчёлко уронил бесполезный щит. Рус (уже в десяти шагах) высоко подпрыгнул, замахиваясь мечом… Пчёлко выставил собственное копье, запоздало сообразил, что это оружие, сокрушительное в руках скачущего катафракта, слишком длинно и неуклюже, когда конь этого катафракта не летит карьером, а храпит и пятится.

Рус даже не стал уворачиваться, просто ухватил копье повыше наконечника, рванул – и Пчёлко, воин, сорок лет носивший доспехи, выпал из седла, словно новобранец. Рус мимоходом, небрежно сунул мечом Пчёлку в бок, снес наконечник копья, которым хотел попотчевать его «сосед» Пчёлки. Пчёлко успел еще увидеть, как его собственный конь встает на дыбы, а рус ловит его за узду…

Это было последним, что увидел Пчёлко Радович, перед тем как обрушившееся на шлем конское копыто отправило булгарина во тьму.

В том времени, в котором родился Сергей Иванович Духарев, генералы не бегали.

«Генералы не бегают, – гласила тогдашняя армейская мудрость, – ибо в мирное время зрелище бегущего генерала вызывает смех, а в военное – панику». Здесь же воевода – это воевода. Тот, кто ведет, а не тот, кто подает команды из-за чужих спин. В здешней Европе короли лично возглавляли собственные армии. Нынешний император «Второго Рима», Византийской империи, Никифор сам преводительствовал армиями и, говорят, мог копьем насквозь продырявить воина в доспехах. Его предшественник на константинопольском троне Роман предпочитал воевать не на поле брани, а за столом и в спальне… Поэтому его стол и спальня вместе с красавицей-женой достались Никифору. Ходили слухи, что императрица сама и организовала свое вдовство. Император-воин был ей симпатичнее императора-гуляки.

А у русов даже князь – «первый среди равных». Это значит – в сече он тоже первый. Первый бросок копья – его. И первое брошенное врагом копье – тоже в него. Князь – первый. Но дружина – рядом. Всегда. Пока жив хоть один гридень. И любой из дружинных всегда готов принять на щит, а придется – и на грудь нацеленный на батьку удар.

Воевода Серегей бежал. А справа и слева бежали его гридни. Не отставая и не опережая (хотя могли бы и обогнать), держа удобную дистанцию в полторы сажени. Первые тридцать шагов – не очень быстро: песок. Потом, когда под ногами замелькала прибитая трава, – шибче.

Духарев бежал так быстро, как только мог. Тренированный воин в полном доспехе может пробежать две сотни метров за полминуты или даже быстрее. А счет шел на секунды. Будь у катафрактов хотя бы пятьдесят метров разбега – и их не удержать. Страшное это дело – удар латной конницы. Стопчут, сметут одной только массой.

Духарев бежал и молился: дай, Господи, добежать! Только бы успеть, только бы…

Успели. Замешкались булгарские командиры. Упустили заветные решающие секунды…

Набегая на конную шеренгу, каждый рус выбрал себе первого противника. Духареву достался воин в шлеме десятника. Он только-только высунул голову из-за утыканного стрелами щита, когда Сергей метнул копье. Булгарин принял копье на щит – поймал бронзовой накладкой, защищавшей руку. И остался без руки. То есть накладка-то выдержала, и булгарин даже в седле удержался, но ушибленная рука повисла плетью. Еще бы – Духарев брошенным копьем тура до сердца пробивал. Бросить длинное и потому практически бесполезное в ближнем бою копье и взяться за меч булгарин не успел. Подал коня назад (в плотном строю лучше бы на дыбы поднял), попытался ударить древком, как дубиной. Духарев даже уклоняться не стал, принял на панцирное плечо, кольнул мечом под подбородочный ремень (благо рост позволял), сдернул смертельно раненного десятника с коня, почти не глядя отмахнулся от другого болгарина (попал), нырнул под копье третьего, хлестнул с левой руки, саблей, по бедру (просек и кольчужные штанишки, и бедро до кости), ворвался во вторую шеренгу, рубанул влево, уколол вправо. Завладел одним из «освободившихся» коней – пошла потеха!