Константин Радов - Миноносец. ГРУ Петра Великого

– Не смей мне такого говорить, ясно?! Если б у тебя солдаты так рассуждали, как бы им ответил?

– Шпицрутенами нещадно… Потому – не их ума дело. Мне же государь жалованье платит в двести раз против солдатского не затем, чтоб ружейные артикулы на плацу исполнял, а чтобы думал… Все верно насчет морской торговли немчура судит. Много ли у нас таких, как братья Баженины? Да большинство купцов в портовых городах на подхвате у иноземцев состоит, вроде торговых агентов и чуть ли не приказчиков! Прибыток мимо уплывает. Это надо менять, только бы войну закончить.

– Война – дело обоюдное… Тебе ли не знать?

– Разумеется, закончить не как попало. Но вот завоевать приморские провинции – еще не все, надо уметь использовать… Виктория, не дающая победителям выигрыша в части государственной экономии, недорого стоит. Кто главные враги русского могущества? Думаешь, турки или шведы?! Ни черта подобного! Этих мы, если главных осилим, одним взглядом на сажень в землю вобьем! А главные два – невежество и бедность. Их военной силой не одолеешь.

Даже в странах, наслаждающихся твердостью монархической власти, политика подвержена борьбе партий, интригам вельмож и их соперничеству за влияние на государя. Поэтому она не всегда последовательна и часто необъяснима с позиций здравого смысла. Взять, например, турок. Если бы султан объявил войну России, не дожидаясь поражения Карла, кто бы помешал нашим неприятелям общими усилиями лишить царя большой кровью добытых завоеваний, да еще и русских земель прихватить? Но враги атаковали, как злодеи из плохой пиесы, представленной в дешевом балагане, – по одному, в очередь. И оба получили от Петра сокрушительные удары.

Общеизвестно, что разум толпы неизменно бывает ниже, чем у образующих ее индивидов. Только этим я могу объяснить, что императорский двор, далеко превосходящий по образованности султанский, навязывал порой своему суверену действия столь же непредсказуемые. С какой стороны в очередной раз подтолкнули Его Величество? Мне не всегда хватало проницательности это определить. Принц Евгений противился русскому союзу, впрочем, не зарекаясь от него, если представится возможность извлечь одностороннюю выгоду для австрийской державы. Императрица и ее родственники уповали на династические связи, но болезненно воспринимали письма от сестры с жалобами на дикость страны и невоспитанность мужа-царевича. Папский нунций и влиятельные духовные лица опасались влияния царя на «схизматиков» в венгерских землях и по соседству, однако обострять отношения не хотели, поскольку в это самое время Рим вел осторожные переговоры о разрешении католического богослужения в России. Если напрячься, можно вспомнить еще с полдюжины враждебных друг другу партий. И каждый претендовал быть главным конфидентом императора, оттеснив соперников подальше от высочайшего уха.

Кто из них в этой нескончаемой возне у трона так потряс древо милостей монарших, что на вашего покорного слугу свалился титул графа Священной Римской империи, – не знаю. Матвеев давно и с большими издержками добивался для себя той же чести: он просто окаменел от расстройства, когда обер-герольдмейстер сообщил о даровании ее другому человеку.

– Прости, Андрей Артамонович! Воинским людям от государей всегда предпочтение, хотя посольская служба, по мне, труднее. Господь свидетель, я и не думал против тебя злоумышлять! Сам только сей момент узнал о пожаловании. Да и вздор, по правде сказать, все эти титулы: суета сует, и ничего более.

Посол уверил, что искренне рад за меня и ничуть не завидует, – но прежняя сердечность в отношениях между нами пропала. Оставшись без его дружеских советов, я скоро попал в историю весьма неприятную.

Встречаясь со шведами или поляками шведской службы, заполонившими Вену, мы обыкновенно делали вид, что не замечаем своих противников; они платили нам той же монетой, и дипломатическая борьба не переходила в рукопашную. Но императорское благоволение ко мне, видимо, посчитали опасным. Приехав во дворец принца Евгения на празднование годовщины одной из бесчисленных военных побед и проходя мимо недоделанного, в строительных лесах стоящего, бокового крыла, я прямо кожей почувствовал волну злобы, истекающей от столпившейся обочь дороги кучки.

– Збачьте, панове, какой знатный вельможа пожаловал: сам граф Хлопский!

– Ние, то ест граф Злодиевский: видите, карета краденая!