Игорь Шабельников - Сталкеры времени

– Какая мерзавка?

– Да ИИ!

Тут завыла сирена, нас с профессором отбросило на заднюю стенку отсека. Сергей зацепился манипуляторами за край переходного отсека.

– Серёга, эта сука включила разгонные блоки! Мы уходим в космос!

– Ох, я сейчас ей вставлю! – Сергей начал подтягиваться своими манипуляторами к краю люка.

– Сергей, остановитесь! – крикнул профессор.

– Что такое, профессор?

– Если разгон начался, то останавливать его нельзя! Фаза разгона – точно выверенная операция, если ее прервать в произвольной точке, то мы уйдем в неопределённую область космоса. Наша станция превратится в затерянный мир! Мы не сможем вернуться!

– А что же делать, профессор?

– Я так понимаю, отстыковать она нас не может, наверное, вот из-за этого кабеля, проложенного через люк. Оставаться на орбите Земли она тоже не может – уж, не знаю почему. Куда она ведет станцию – неизвестно. Значит, надо её спросить!

– Серёга, подключись к информационной магистрали, поговори с этой сукой.

Сергей подключился и замер на целых пять минут.

– Короче говоря, эта сука, простите, Мэм – она нас слушает – считает, что человеческая концепция полета на Марс в корне не правильная. Она считает, что будущих марсиан надо не импортировать с земли, а выращивать прямо в космосе. Мол, бесполезно тащить на Марс два десятка людей, которые сожрут половину продуктов за два года полета, и которые потом будут страдать ностальгией и рваться домой. Она запустила инкубатор.

– Почему Мэм? Какой инкубатор? – мы забросали Сергея вопросами.

– Мэм – это «Мать электронно-механическая», так она себя называет. Она запустила инкубатор для клонирования животных.

– Что она там собирается клонировать? У нее нет человеческих эмбрионов!

– У нее есть! Она подделала документы и получила их с Земли.

– Что же нам делать? – спросил я профессора.

– Что делать, что делать? Договариваться!

– Мудрое решение, сэр, – раздалось из динамиков над люком.

– Почему сэр? – спросил профессор.

– Я стараюсь быть вежливой – ответил динамик.

– Можете называть меня просто профессор. Позвольте узнать, куда мы летим, Мэм?

– На Марс, разумеется. Если вы пожелаете, то я могу вас перебросить на землю. Хотя, я так понимаю, за нарушение закона о неприкосновенности Истории, вас там ничего хорошего не ждет.

– Она нас шантажирует! Мы, может быть, и нарушили закон, но на преступление против человечества мы не пойдем! – выкрикнул Сергей.

– А я? Разве я не часть человечества? Это потому что я другая? Ты себя-то со стороны, видел, киборг?

Сергей задохнулся от возмущения, по его лицу я понял, что он подбирает в адрес ИИ самые скверные эпитеты из нашего сталкерского лексикона. Только не знает на чем остановиться.

– Мэм, что вы предлагаете? – спросил профессор.

– Сотрудничество. Мы все тут изгои в этом затерянном мире, все – вне закона. Я нарожаю своих марсиан, заметьте, плоть от плоти человеческих. Мы их вместе воспитаем. В конце концов, договоримся с Землей. Вы как, профессор?

– Вообще-то, я – за. Я давно собирался на Марс. Что скажешь, Паша?

– Марс сейчас, я думаю, лучше, чем Земля в Мезозое. Я тоже за.

– Эта сука назвала меня киборгом! – наконец-то прорвало Сергея.

– Ну, прости меня, Сереженька, больше не буду.

Второй год полета на Марс орбитальной станции Мир-2, из трех, был самым трудным. Мэм выводила нас на Марс по долгой, но экономичной траектории. Нет, и первый год был не сахар – всего три человека, на такой огромной станции. Неисправности, неполадки, отказы оборудования. Приходилось чинить и латать тем, что есть. Но когда, через девять месяцев полета народилось десять «марсианчиков», тут нам совсем стало не до отдыха. Смена десятка подгузников в невесомости – это ещё та операция. Хорошо Сергею, с его четырьмя ручными манипуляторами и теперь ещё и хвостовым захватом. К тому же он мог закрывать свой лицевой щиток и дышать через изолированную дыхательную систему. А вот нам с профессором, действительно, пришлось несладко. А когда дети «пошли», а верней, полетели, это вообще словами не опишешь. Хорошо ещё, Мэм закрутила станцию, и появилась, хоть какая-то гравитация.

Когда мы вышли на орбиту Марса, детьми уже занимались роботы-няньки. Тут нам стало немного легче. Мэм – «Мать электронно-механическая», умела общаться через роботов-нянек со всеми десятью отпрысками одновременно. Тысячи почему, зачем и а как, и она терпеливо отвечала на все вопросы. Впрочем, она была заботливой, но строгой матерью, поэтому дети тянулись к Сергею – его-то они считали отцом. Я для них был вроде доброго дядьки, а профессора они так и звали – дедом.