И вот еще одна сторона его натуры. Вдоль стен стоят какие-то махины [10] Здесь : машины, механизмы.
, предназначение которых Петру не ясно. Во всяком случае, они значительно отличаются от тех, что он видел на мануфактурах и заводах. Массивные деревянные станины, но изукрашенные изящной резьбой и покрытые темным лаком. Стена напротив сплошь в стеллажах, на которых лежат и стоят какие-то изделия, в специальных гнездах разместился разнообразный инструмент. В углу аккуратно сложен всевозможный материал – тут и деревянные чурбаки, и кость, есть и медь.
Такое впечатление, что дед вышел отсюда только что, аккуратно расставив все по своим местам. Хотя… Все прибрано, вычищено, нет и намека на пыль. Но не покидает ощущение, что мастерская, а ничем иным это и не могло быть, пребывает в запустении, и уже давно. Разумеется, прислуга прибирается здесь и содержит все в порядке, но от этого ощущение запустения и заброшенности никуда не девается. Будто душу вынули из мастерской.
На мгновение Петру даже показалось, что махины взирают на него словно осиротевшие детки. Он моргнул несколько раз и тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. Поначалу растерявшись, он все же сумел понять, откуда появилось это ощущение. Да, машины тщательно протирали от пыли, но вон там видна смазка, и явно уже давно пересохшая, нуждающаяся в замене. Вон в шестеренчатом механизме зубья потускнели, а они, по всему, должны быть светлыми, от постоянной работы. Вот эта рукоять явно не должна торчать вверх. Почему? А бог его знает, не должна, и все тут. Вот этот инструмент должен быть развешан в иной очередности, а не так, как он висит. А вот этот вообще должен лежать на стеллаже вместо вон того, чье место, похоже, и занимает.
Но самое главное – не может быть в мастерской так чисто. Тут впору в белых чулках разгуливать, в праздничной одежде свободно расхаживать. Даже обтираясь об махины, ничуть не запачкаешься. Если бы ею регулярно пользовались, непременно нашлось бы множество мест и для пыли, и для иной какой грязи. Да вон хоть та дверь, явно ведущая на улицу. Ею бы обязательно пользовались, не носить же материалы и иное потребное через все комнаты. Но ее явно уже давно не открывали.
– Василий.
– Здесь я, Петр Алексеевич, – тут же отозвался из-за спины денщик.
– Что это, знаешь?
– Как не знать, государь. Все прознал. Это то-кар-ная мастерская, вот. Тут, стало быть, дед твой покойный разную справу делал, для души. Сказывают, бывало, рассердится нешуточно, да так, что кого и в кровь побьет. А потом становится к этим самым махинам, поработает – и оттаивает. Очень любил с этими махинами возиться. Даже куда в дальнюю дорогу отправится, обязательно хоть одну с собой брал. Под это отдельную повозку снаряжали.
– И что, он сам всем этим занимался? Ухаживал за станками, смазывал, ремонтировал, коли что сломается?
– Не. Были у него помощники, несколько человек. А за главного помощника и любимца у него был главный токарь Нартов.
– И где он теперь? Отчего тут такое запустение?
– Так невзлюбил его светлейший. Как только царь-батюшка преставился, так и услал его куда-то. Вот с тех пор тут и тихо.
– А куда услал?
– Не ведаю, государь, – вздохнул Василий.
Все же есть предел его пронырливости. Впрочем… Петр посмотрел на сокрушающегося денщика и сделал вывод – узнает. Если бы он сразу сообразил, что Петра заинтересует судьба главного токаря, то уже сейчас имел бы сведения. А Петр заинтересовался. Очень уж захотелось эти станки опробовать. Вот только как к ним подступиться? Сдуру-то много чего можно наворотить. Что же, остается только обождать. Василий, он такой, долго томиться не заставит.
Так и прошел первый вечер в Летнем дворце, теперь уже по праву принадлежащем ему. Признаться, Петр нашел, что удобством и уютом новое жилище ничуть не уступает прежнему. Подтверждением тому нынешнее утро. Несмотря на раннюю пору, юный император проснулся отдохнувшим и даже чувствовал небывалый подъем.
Когда Василий вошел в спальню с кувшином и тазом для умывания, то сильно удивился, обнаружив государя за каким-то странным занятием. Покрывшись испариной, тот изводил себя чудными упражнениями: то руками машет, как мельница, то туловищем крутит, то поклоны земные бьет, а в конце вообще ногами размахался.
Наконец с упражнениями было закончено, и Петр поспешил скинуть с себя порты, чтобы обтереться мокрым полотенцем. Покончив с этим и решив, что данная мера недостаточна, он пришел к выводу – гимнастику нужно делать в парке. Да еще не помешает устроить пробежку, эдак версты три. Прислушался к себе – выдюжит ли? Хм. Вполне. Это ему по силам. А в конце занятий нужно будет обязательно устроить купание в чистой и прохладной воде. Ну или хотя бы вылить на себя пару-тройку ушатов, для бодрости духа.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу