Сергей Сезин - Нарвское шоссе

Перебоев в снабжении пока не было. Но мы, собственно, пока серьезно не воевали.

Может, завтра в сводке что-то прочитают нам. А пока непонятное вокруг творится, а что – не знаешь. Может, будь я раньше не таким, как был, сейчас стало бы чуть понятнее, но пока – сплошное томление и ожидание чего-то…

Мне опять вспомнилась песня Алькор, только уже другая…

Блин, а прямо в точку! Не знаю, про что эта песня – вроде как про какого-то волшебника, раз там про начерченный мелом круг. А что там дальше? Кажись, про право выбора и монету, вставшую при этом на ребро. Вот мы, наверное, как та монета на ребре – стоим и не знаем, куда свалимся: в сторону смерти или в сторону жизни.

Может, и не стоим, а катимся, но разницы большой нет…

Но немцы про нас не забыли, они просто отвлеклись. Оттого утро началось с ураганного огня, которым с дота смело всю маскировку. В дот было еще несколько попаданий, кажется, два, но он выдержал. А так: кромешный ад, лампы то и дело гаснут, дот качается, по ушам бьет, как молотом, дышишь сплошной пылью и гарью, которую засасывает вентиляция… Я додумался открыть рот, оттого стало чуть легче. Так и сидел, рот раскрывши. Егор во время маленького антракта спросил, чего это я варежку раззявил. Я ему и ответил, что так ушам легче, такое у взрывников и пушкарей принято. Он при следующем припадке ярости у немцев так и сделал и сказал потом, что действительно легче стало.

Когда налет закончился, двух вторых номеров Волох отправил в траншею, чтоб осмотрелись и исправили повреждения. И я в их число попал и увидел, что взводный чрезмерный оптимизм проявил. То, что мы накопали, полузасыпано. Брустверы и задние валики покорежены, а одна из открытых площадок вообще в воронку превратилась. Дот с тыла оголился, как кормовая часть у павиана, – весь бетон наружу. Щепки от внутреннего каркаса маскировки засыпали все вокруг.

Но бетон, хоть и оголился, практически целый – глубоких выбоин нет. В общем, надо всем за лопаты браться и копать отсюда и до обеда. А копать, наверное, не придется, вон начинается стрельба – с левого фланга, от дороги и идет к нам. Я побежал обратно в дот и доложил Волоху, что там происходит и что начинается стрельба. Волох, безуспешно и с руганью крутивший ручку телефона, оторвался от него, выслушал и скомандовал мне помочь вытащить средний пулемет из амбразуры на открытую площадку и идти потом к своему пулемету. Я ответил: «Есть!» и подхватил две коробки с лентами. А пока они ставили пулемет на станок, быстро приволок еще две. Ну, на первое время им хватит, а дальше пусть сами бегают. Мне пора на свою амбразуру. Занял свое место, отдышался и тихо рассказал Егору, что я видел и что я делал. Но рассуждать о впечатлениях времени нам долго не дали. Дали команду на открытие огня. Вообще должен сказать, что все кинофильмы, что я смотрел, про команды на открытие огня неправильно рассказывают. Ну, может, в фильмах про артиллеристов они не врут, но по нашей части – совсем неправдоподобно. Потому что, командуя пулемету на открытие огня, командир должен сказать, по какой цели (пехота или пулемет), направление огня, прицел и целик, расход патронов, а потом уже скомандовать: «Огонь!» В кино обходятся только последней командой. Вообще можно разрешить расчету вести огонь самостоятельно. Тогда мы сами будем все решать с прицелом и прочим.

Стреляли мы много. Второму номеру ведь много не видно, и он бой может описать по расходу патронов и по другим признакам вроде устраненных задержек или смен воды в кожухе. От смены воды мы почти избавлены (если с открытой позиции не стреляем), так что могу сказать, что расстреляли мы шесть с небольшим лент и дважды устраняли поперечные разрывы гильз. Опять были пороховые газы, с которыми вентиляция не успевала справляться, гильзы в гильзоотводе почти что не застревали. Немцы, хоть огонь их и прижал, от атаки не отказались и старались подползти, пользуясь разными кустиками и холмиками. В принципе это была дуэль, потому что в поднятую заслонку и противорикошетные уступы амбразуры регулярно попадали пули. Когда в них попали первые две пули, я ожидал рикошета куда-то в себя или Егора. Потом было не до этого, пули рикошетили, но не в нас. Стреляли какие-то отдельные стрелки, но не снайперы и не пулеметчик. Иначе бы попали. А так мы продолжали стрелять. Пока не подошел не то танк, не то самоходка и стал бить по доту. Сначала по пулемету Бориса, потом по тыльной стене. Не знаю, отчего он потом сместился, искал ли более уязвимое место или наши пушки тоже в него стреляли. Попал он в нас раза три. Дот весь сотрясался, мы в дополнение к пороховым газам наглотались еще и пыли. Ушам было тоже больно, словно мы сидели внутри барабана, на котором били в набат, как в фильме «Огнем и мечом». Бориса побило влетевшими в амбразуру мелкими осколками, но он из строя не вышел.