Сергей Сезин - Нарвское шоссе

А оперуполномоченный ответил на приветствие, спросил, куда сержант Волынцев путь держит, и сказал, что пройдется туда же, а по дороге кое-что спросит. Угостил сержанта папиросой «Беломор» и, дождавшись, когда Волынцев закурит, задал вопрос про его подчиненного.

Волынцев ответил, что, как ему и поручено, присматривает за парнем (бойцом он его специально не называл, ни в глаза, ни за глаза). И впечатление у него такое:

– Не служил он в армии. И вообще никакой военной подготовки не имеет. Военное дело знает хуже всех во взводе. Я больше скажу: даже хуже приписников в тридцать девятом году. Я тогда сам только призвался, у нас в отделении половина таких была, лет под тридцать, которые что-то там когда-то вечерами изучали по военному делу. Трое, как я, после школы и работы и двое кадровых бойцов. И еще один был из запаса, что раньше служил действительную.

Так вот: любой из нас, тогдашних, по сравнению с ним профессором в военном деле выглядит. Строевика из него не выйдет совсем, ибо не может ногу выдерживать, путает.

– А что ты еще скажешь? Как он дело усваивает?

– Неплохо. Старательный парень. Причем не из-за того, чтоб подлизаться, товарищ уполномоченный, а из добросовестности. Замечание сделаешь – он без пререканий исправляется. Молодые бойцы обычно поначалу гонорятся и про субординацию забывают. Он – нет. Неплохо строительное дело знает. И другим помогает, подсказывает, как лучше и удобнее сделать.

– А как с другими бойцами отношения у него?

– Замкнутый очень. Разговаривает неохотно, парой фраз. Про себя почти ничего не рассказывает. Такое впечатление, что он что-то скрывает. Как-то Митя, то есть боец Скворцов, сказал ему что-то вроде того, что неизвестно, с кем, мол, его девушка сейчас гуляет, так он аж задергался. Я думал, что он сейчас Скворцову плюху даст, и уже рот раскрыл, чтоб команду дать: «Отставить!», но он как-то потух. И ничего не сказал и не сделал. Это единственный раз, когда он из себя почти что вышел. И то на полшага. Хотя я потом Скворцову взбучку дал. За такие слова я сам бы, когда еще красноармейцем был, мог отвесить. Образование у него – классов семь-восемь. Думаю я так. Но зуб не дам.

– Интересно, интересно. А ничего уголовного в нем не проявляется?

– Никак нет, товарищ оперуполномоченный! Совсем не похож на приблатненного. У нас в районе я на таких насмотрелся. Ни разговора у него такого нет, ни словечек блатных, ни походки.

– А вот расскажи, сержант, про такое. Как он себя ведет, когда вы все отдыхаете?

– Неактивно как-то. Либо лежит, либо читает. Читает он уставы, которые я или Островерхов ему даем, чтоб выучил, или журнал старый про военно-инженерное дело. Откуда он его взял – не знаю.

– Это я тебе, сержант, могу и рассказать. В городе, в комендатуре. Они такие журналы в уборной на гвоздик вешают. Когда интендантский журнал, когда «Морской сборник», когда еще что. Чтоб комендатура никогда время зря не тратила.

– Ясно, товарищ оперуполномоченный!

– И последний вопрос, сержант. Ты ведь уже повоевать успел и служишь давно. Какое твое мнение по нему: готов ли ты с ним в бой идти? Готов ли доверить ему жизнь свою и своих товарищей?

– Не знаю, товарищ оперуполномоченный. Какой-то он непонятный. Но, честно говоря, врага я в нем не вижу. А чей он друг – сказать не могу.

– Спасибо за службу, товарищ сержант!

– Служу трудовому народу!

Андрей Денисович направился к дороге, где его ожидал водитель полуторки, привезшей в роту материалы, и сейчас ожидающий его, чтобы отвезти к штабу батальона. Транспорта своего оперуполномоченному не полагалось. Потому приходилось активно пользоваться попутным. А кое-когда и вспоминать детство, когда он вместе с бабушкой ходил пешком в Чернигов поклониться святому Феодосию Углицкому. Бабушка все надеялась, что святой поможет ее старшему сыну выздороветь, и каждый сентябрь туда ходила…

Полуторка медленно покатила по проселку в сторону шоссе Нарва – Кингисепп. Водитель, дымя осининской папиросой, увлеченно рассказывал, как работал перед войной на строительстве Куйбышевской ГЭС. Но оперуполномоченный его не слушал. Он ушел в свои размышления. Подумать было о чем – откатывающийся на восток фронт, отсутствие писем от сына и жены, нездоровые разговорчики в четвертой роте и вот этот Саша из Риги.

Думая про отступление, он привычно напомнил себе, как обстояли дела с белочехами, потом с Колчаком, затем с Деникиным и Юденичем. Тем более что вспомнить было о чем. Ибо он не воевал только с Юденичем, но был про это наслышан от ленинградских товарищей. Как осенью белые очень быстро дошли практически до Красного Питера, а потом в том же быстром темпе вылетели за границу, где перемерли от тифа в эстонских лагерях. Поэтому побеждает тот, кто не ноет, а борется до конца.