Юля Лемеш - Дверь

– Я буду спать наверху. Мне нужна луна. Ее свет. И энергия города. Ты хочешь увидеть, как это происходит?

Зевая, я не очень поняла, о чем речь, но согласилась. Почему и нет? Мне все равно будет страшно спать в одиночестве – того и гляди крысы нос отгрызут. Ноги успели отдохнуть и я не отставала от Сварта, который легко поднялся наверх башни.

До этого я и ночного озера с такой высоты ни разу не видела. Озеро смотрелось очень даже неплохо. Как черное зеркало с дорожкой света. Зато с верхотуры башни остров выглядел как ночной кошмар. Луна не украсила его своим сиянием. Она добавила ему мрачности и неприятных теней. Краем глаза я видела снующих туда-сюда призраков. Кто-то ходил вальяжно. Кто-то за кем-то гнался. Одни даже целовались.

На плоской башенной крыше приведений не было. Вместо них – совершенно материальный крест. Скелет на нем держался благодаря перекрученным проволочным жгутам.

– Ты можешь его заставить двигаться? – из какого-то извращенного любопытства спросила я.

– Нет, конечно. Он же развалится, – удивился Сварт, – А почему ты спросила?

– Ну, у нас в кино часто показывают бродящие скелеты, вампиров которые кровь пьют, трупы, которые нападают на людей.

– И они так реально ходят? – потом подумал и добавил: Значит, по вашим меркам, я – вампир?

– Неа, ты кроме крови ешь нормальную еду. Вампир – покойник. Живой труп. Он вечный. И он сгорает на солнце. В труху. И в зеркалах не отражается. А еще он не может размножаться.

– Дурость какая-то. И много их у вас?

– Хватает. Но их убить можно… Иногда в них даже влюбляются. Но лучше – убить. Тут целая история. Надо кол осиновый вбить в сердце вампира, когда он днем спит в гробу. А еще…

– Ладно, потом расскажешь про ваше чудесное безопасное житье.

Отрешенным взглядом Сварт окинул окрестности, подошел к кресту, прислонился к нему, раскинув руки в стороны. Лицом к луне. Потом достал волшебную палочку, стоял, держа ее перед собой. Как моя мама с градусником.

При ближайшем рассмотрении, скелет оказался не белым, неряшливый он был. Я повернулась к нему спиной, чтоб не видеть, как он мне скалится остатками зубов. У нас в школьном кабинете тоже скелет был. В стеклянном шкафчике, чтоб не пылился. Но тот чистый был, белее снега. Одно загляденье, а этим, который не кресте – только детей пугать, чтоб сахар не воровали. Это Пикселя приговорка. Хотя какой сахар? Теперь детям сахар без надобности. Эх, мне бы сейчас чашку чаю с сахаром. А если бы еще бутерброд с бужениной… ну это я обнаглела. Но как жрать хочется…

Поразвлеклась, снимая и надевая колечко.

– Не мешай. Я работаю, – сдавленно прорычал Сварт.

Остров что-то мне напоминал, скорее всего – форт. Нет. Он был похож и на форт и на город после бомбардировки. Я в телехрониках видела, как выглядели Сталинград и Питер после войны. Но там дома были изувечены бомбежками, а тут кто-то соригинальничал и построил такое специфическое жилье. Руины. Которые и в лучшие времена выглядели ничуть не красивее. Идеальное место для фотосессий в кошмарно-потустороннем стиле. А самые высокие дома – как помесь маяка и трех вертолетов сразу. А может – макет ломаной кофемолки. Или новейший межгалактический корабль с фаллическим намеком. И на самом громадном намеке находилась я. На гибриде башни и заводской трубы, со скелетом вместо дыма.

Если бы Сварт по ночам не выглядел угловатым двухцветным подростком, мне было бы сложнее терпеть его рядом с собой. Любовь любовью, но как-то я не привыкла общаться с взрослыми сексуальными дядьками. С ровесником куда проще. Даже если он маг и колдун. Со сдвигом по фазе.

Пока к краю совсем близко подходить не хотелось, прошлась немного, шагами высчитывая размер площадки. Если очень приблизительно – десять неспешных шагов в диаметре получается. Или – двенадцать, ведь ни к кресту, ни к краю я так и не подошла. Пристроив рюкзак вместо подушки, легла на спину, смотрела в ночное небо, стараясь не поворачиваться в сторону креста.

Сварт щелкал языком, наверное, нужную энергию приманивал.

Конечно, его не могли не травить в школе. Быть наполовину альбиносом – то еще удовольствие. У нас в классе парень был с глазами разного цвета. Нет, это другая история – за ним девчонки бегали. А вот еще один был, у него лицо обгорело в аварии. Его обзывали многие. Естественно – Крюгером. Хотя он был умный, добрый и здорово разбирался в автомобилях. Но я слышала, как ребята рассказывали, что его гопники постоянно били. Гадство это, между прочим. А когда мы повзрослее стали – его никто не обзывал. В том смысле, что Крюгером его назвали, но необидно. Его уважали, правда-правда. Я точно знаю. А вот Витьку Гребунка до сих пор все не любят. Хотя он красивый, но подлый и жадный. Наверняка, в партию вступит и депутатом будет. Он даже не скрывает, что у него намечена и распланирована успешная партийная карьера. А как же иначе? Предков богатых у него нет. Родственники из совсем среднего класса. Остается либо выгодно жениться, либо в партию. Наверное, женится по расчету, а потом – в партию. Или – наоборот.