Роман Злотников - Кадры решают всё

Такие объяснения унтеров удовлетворили. Хотя было понятно, что ненадолго. Как, впрочем, и то, что число подобных накладок с каждым днем будет только нарастать. Ну да долго нам было и не нужно – четырех дней оказалось вполне достаточно.

Расположение мастерских я покинул вечером четвертого дня. Большая часть дел, которые требовали если не моего участия, то хотя бы контроля, к тому моменту была закончена – форма, снятая с убитых немцев, выстирана, заштопана и подобрана по размерам, автомобили готовы, ящики, изготовленные по образцу тех, что были найдены в одном из немецких штабных автобусов в заметно обгоревшем состоянии, в которых мы планировали переправить часть оружия на территорию лагеря, также были изготовлены, покрашены и на них были через трафарет нанесены все необходимые надписи. Ну а все остальное – выход подразделений на рубеж атаки и подготовка позиций для средств усиления (отобранных нами из числа трофеев минометов, легких сорокапятимиллиметровых пушек и станковых пулеметов) – вполне могло быть осуществлено без меня. Поэтому я взял, так сказать, ноги в руки и двинулся в лагерь, в котором, по информации «расколовшегося» уже под самым Минском Коломийца, немцы содержали сына самого Сталина. Предстояло выяснить, где его держат, как охраняют, ну и все такое прочее…

Левый двигатель Пе-2, находящегося за спиной старшего лейтенанта Якова Джугашвили, громко чихнул, затем еще раз, после чего сыто зарокотал, раскручивая трехлопастной винт.

– Ну, все, тебе пора, – махнул я рукой. Яков пару мгновений вглядывался мне в глаза, затем вздохнул и, вскочив на заднюю кромку крыла, двинулся по нему к кабине.

В этом перелете он должен был лететь на месте штурмана. Освобожденный нами из лесного концлагеря комэск-бомбардировщик майор Абаршин, клялся всеми святыми, что уж от аэродрома Заозерье, с которого ему предстояло стартовать, до Москвы он долетит даже с завязанными глазами, поскольку знает и сам аэродром, и маршрут как свои пять пальцев – чай, полгода перед войной на нем базировался. Так что штурман ему не нужен. Что же касается умения Якова вести огонь из верхней оборонительной пулеметной установки – насчет этого я не обольщался. Хотя кое-какие шансы у него были. Несмотря на то, что он до сего момента никогда не пытался исполнять обязанности воздушного стрелка. Нет, в кабине он посидел. И инструктаж прошел. Были у нас в числе пленных, которых мы освободили в Быхове, трое таких стрелков. Так что показали и рассказали. Но при прочих равных этого было бы недостаточно от слова совсем.

Однако, судя по некоторым внешним признакам, за те три недели, что я гонял его по местным лесам и весям по той программе, которую уже, пожалуй, можно обозначить словосочетанием «наша обычная», Яков Джугашвили, похоже, сумел преодолеть первую ступень антропрогрессии. А это уже выводило ситуацию за рамки этих самых «прочих равных»… Но лучше бы вообще не пришлось стрелять. А то уж больно калибр у этого пулемета был мелковат. Обычный, винтовочный. А такой калибр против немецких цельнометаллических истребителей был маловат. В лучшем случае, нарвись они на истребители, можно надеяться только кого-нибудь отогнать, заставить отказаться от атаки, а сбить или хотя бы серьезно повредить…

Яков несколько неуклюже вздыбился над фонарем и, с помощью механика и пилота, забрался в кабину. Я тихонько вздохнул. Удачи им. Самолет был полностью заправлен, а в бомболюк мы запихнули папки с личными делами военнопленных, освобожденных нами из концлагеря, и материалами на тех, кто согласился сотрудничать с немцами. Никакого бомбового вооружения к самолету подвешено не было. Да и не было его у нас…

Эта «пешка» была собрана несколькими механиками, освобожденными нами еще в Быхове, из нескольких неисправных машин, каковых на этом аэродроме оказалось около полутора десятков. Причем Пе-2 из них было только две штуки. Так что запчасти для ремонта движков сняли с трех «лаггов», имеющих точно такие же двигатели, один из которых, похоже, был превращен в искореженную груду металла прямо на стоянке, а два других, судя по количеству уже заделанных пробоин в плоскостях и фюзеляже, успели поучаствовать в боях. Колеса так же сняли с других машин. Обшивку для ремонта поврежденных участков – содрали с другого Пе-2. Вот так, с миру, так сказать, по нитке, и собрали эту самую «пешку». Слава богу, немцы, к нашему счастью, на этом аэродроме не базировались. Уж не знаю, временно или вообще. Так что механики смогли работать вполне спокойно…