Каюр (СИ)

Синхронно с этим видением я распахнул дверь. Накир стоял у полок, развернув растрепанный зеленый том. Мой определитель никак не прореагировал. Но визуально это был он, мой дознаватель, представленный мне как ангел смерти Накир. Да есть ли у него другое имя?

Я поздоровался. Он ответил. Прошло почти две недели с тех пор, как мы виделись в последний раз.

- Помнишь ее? - спросил он, показывая книгу.

И преотлично. Совсем недавно я сам её самозабвенно листал. Когда-то, в самой первой и самой интересной жизни, у меня тоже такая книга была. До дыр, до одури зачитанный том. И страниц не хватало.

Нахлынула ностальгия, она часто накатывала в лазарете и сразу после него. Вероятно, это связано с тем, что при воплощении ворошится прошлое. Несомненно, это обстоятельство было Накиру известно, если он действительно имел со мной что-то общее. Не исключено, что и он то же самое чувство испытывал.

Я рассердился на себя за то, что дал слабину. Поэтому мой вопрос прозвучал, наверно, немного грубо:

- Чем еще докажешь свою идентичность? Мы ведь для этого? Что в нас еще общего?

- Сейчас скажу. - Он секунду подумал. - Раз уж мы начали с книг, то вот: наше самое первое посещение библиотеки состоялось в шестилетнем возрасте. Я только что прочел про Волшебника Изумрудного Города, и мне загорелось еще. Про библиотеки я был наслышан.

"Это он от моего имени якает!" - промелькнуло у меня в голове.

- Уступая моему нытью, - продолжал он, - отец согласился меня отвести. Путь лежал через парк, сугробы были ростом с меня и выше, меж ними вилась тропинка. Мороз - градусов за тридцать. Библиотекарша по этому поводу набросилась на отца: мол, ребёнка! В такой мороз! Он оправдывался. Я же кинулся к полке внизу, сразу заметив Урфина Джюса.

- Как эта библиотека выглядела?

- Одноэтажное деревянное здание, позднее его снесли, а библиотеку переселили в дом культуры.

- Как звали библиотекаршу?

- Кира Алексеевна.

- Александровна, - поправил я. Существенно, что он оговорился именно так. Я и сам ее иногда как Алексеевну вспоминал.

За окном поднималась метель.

- Во что мы в детстве играли? - продолжал инспектировать я.

- Чику помнишь?

Помню. В метрах двух-трёх от забора выкапывалась ямка, "котёл", игроки бросали в неё по монетке и били о забор медными пятаками с таким расчетом, чтоб отрикошетило в ямку. Позже я узнал, что в других компаниях эту игру называли пристенок. А у нас - чика.

- А как-то пьяненький участковый выгреб с кона все деньги, а в котёл нассал. Да ещё и родителям сообщил, что играем на деньги, после чего тебе месяц на кино не давали, - сказал Накир.

Чика, бабки, лапта... Пожалуй, мы были последним поколением, кто ещё в такое играл. А теперь с той стороной универсума игры ведем.

- Не на деньги, на судьбу играете! - говорил участковый, застегивая и подтягивая форменные штаны.

- А помнишь ли, - спросил я, - как однажды зимой я на озере провалился, было не глубоко, но я никак ногу никак не мог выдернуть, конёк цеплялся за лёд?

- Нет, - уныло качнул головой он после целой минуты раздумий.

Я тоже не помнил. Вернее, соврал, решив его испытать. Хотелось верить ему, но всё же тень сомнения оставалась, и я всё ещё находился в этой тени. Тень не исчезла, но стала светлее, после того, как он не дал мне соврать.

Он смотрел на меня в ожидании новых вопросов. Нет, определенно мне этот тип нравился. В глазах его было искреннее любопытство. Но каким я сам себя вижу его глазами? Это ж я сам, я-в-нём, от себя самого ожидаю вопросов! Под маской плоти - мой информационный двойник, и он знает обо мне всё! В том числе то, чего бы не следовало.

- Твой фанк уже внесли в Реестр? - спросил я.

- Иначе говоря: зафиксирован ли я как новое мыслящее существо, которое не подлежит умиранию? Дело пока негласное. Я все еще засекречен. Из-за застенчивости перед общественным мнением, полагаю, - сказал он.

Я тайком, чтоб не травмировать, узнавателем "запомнил" его.

- И... и как мне тебя называть?

- Меня еще никак не назвали. Зови, как звал.

Мы продолжили наши увлекательные ретроспекции. Кое-что он припоминал скорее, чем я, и помнил лучше. Но чаще наоборот. Очевидно, механизмы извлечения памяти у нас отличались. Должны были отличаться. Некоторые события мы помнили и понимали по-разному. Нужно учесть, что личность Алика накладывала на него свой отпечаток и влияла на интеллект. Кстати, он тоже должен был подойти, сообщил Накир. Да что-то задерживается.

Алика я недолюбливал. Может, и он меня тоже. А Накир? Кто ему ближе? Как мы уживаемся в нём?