Каюр (СИ)

Дом влачил старомодное существование, не обращая внимания на смену эпох и хозяев. Небольшая империя. Правда, без подданных. Экспонат почти что музейный, памятник старины. Словно из детектива прошлых времен - древних, далеких. Калитка, через которую лет двести назад удалился убийца дворецкого, так и осталась распахнута. Здесь мы любили разыгрывать сцены из прочитанных книг. Или, как я сказал бы сейчас, ставить перфы.

За домом виднелись развалины флигеля, а далее - новый забор, уже гартамоновский. К нему вплотную подступали сосновые полчища. Я обошел вокруг дома, прежде чем войти внутрь. Кроме замка мне ничто не препятствовало. Я его сковырнул, подобрав стальной заржавелый прут. Со скрипом, от которого с деревьев вспорхнули птицы, дверь подалась

Запустение было еще большим, чем в наши дни. Хотя последние из хозяев приложили к обустройству кое-какие усилия. Во-первых, провели водяное отопление с батареями, сваренными из трёхдюймовых труб, а раньше были печи, так называемые, голландки. Большую комнату разделили на две перегородкой из гипсокартона, ныне проломленной в трёх местах. Тем не менее, штукатурка с потолка осыпалась, торчала сбитая крест накрест дранка, почти все полы были сорваны, гнилые лаги с рядами ржавых гвоздей лежали параллельно друг другу. Ну и конечно, мусор: тряпьё, ржавьё, стекло, пластик.

Наверх, в мезонин, вела лестница. Половины ступеней в ней не было, но совершить восхождение было возможно. Я совершил.

В мезонине более ощутимо гулял ветер, и собственно, не стоило бы сюда подниматься, но у меня была цель.

Я ступил на балкон - с некоторой опаской и с задержкой, зацепившись плечом за торчащую дверную петлю. Наружная стена мезонина была не оштукатурена, а выложена декоративным кирпичом. Вернее, кирпичом, который некогда считался декоративным. С тех пор здесь в этом отношении ничего не изменилось, хотя поверхность, конечно, подверглась разрухе, косметическому ремонту и снова разрухе, но я без труда нашел нужную мне пару кирпичей. Надо было поковырять меж ними ножом. Пришлось скалывать и края кирпичей, ибо пальцы теперь были гораздо толще тех давних, первых моих, детских.

После некоторого сопения и повторных ковыряний ножом я выудил из моего тайничка то, что искал. Это было монета. Тогда, сотню лет назад, я и рассмотреть-то её не успел, спрятав в щель от друзей. Мне до сих пор стыдно за этот поступок. Я, в общем-то, был неплохим товарищем, но что тогда случилось со мной, до сих пор понять не могу. Во всяком случае, это послужило прививкой от более мерзких поступков, которыми меня позже искушала судьба. Я так и оставил эту денежку там. А вскоре мы повзрослели.

Конечно, тогда я решил, что она золотая. Однако это была "одна деньга" 1749 года, медная. Тем не менее, я сунул её в карман.

Кроме того, я обнаружил в мезонине старые валенки.

Валенки я решил почистить снегом и уже заканчивал процедуру, как вдруг со стороны нашей усадьбы прогремел выстрел, встряхнув пространство, вспорхнув ворон, да признаться, я и сам встрепенулся, но тут же понял, что это Викторович, наш комендант, по пернатым палит. Не любит он ворон и сорок. Я, прихватив валенки - Викторовичу на пыжи - двинулся в обратный путь.

Пока меня не было, Джус вылепил снеговика. Снеговик чем-то напоминал Джуса. Поставил, значит, себе в саду памятник. У меня даже мысль мелькнула, использовать это чучело в перфе. Вместо Джуса. Вместе с Джусом. Куклы, копии... Тут я отвлекся на второй выстрел и увидел у самой ограды Викторовича с дымящимся двуствольным ружьём. Однако мысль насчет кукол, копий, снеговиков и, возможно, чмо я велел себе запомнить и в дальнейшем развить.

Дунул холодный ветер, пробрал насквозь. Солнце спряталось, тени мгновенно зарылись в снег. Я вернулся в дом.

Никого не встретив, поднялся к себе. Вынул монетку и потер о валенок. Она тускло блеснула. Давненько я не держал в руках ничего медного. Не знаю почему, но с прикосновением к этому кусочку детства всё преобразилось в душе. Стало волшебней, во всяком случае. В таком настроении я провел остаток дня, стараясь никому его не выказывать.

Кстати, насчет охраны. Гарт вполне бы мог содержать для этой цели небольшой батальон, я так и полагал, отправляясь с Джусом сюда, что периметр будет напичкан охранниками, однако ни внутри, ни за оградой ни одного гвардейца не обнаружил.

Викторович как-то сказал: пёс охраняет. Я сначала счёл это за шутку, но потом подумал, что в мозг этого спаниеля и впрямь могут быть внедрены сторожевые программы, реагирующие на нарушение территории, или хотя бы утилиты, утончающие слух, нюх и дающие ему необыкновенные преимущества по части шестых чувств.