Каюр (СИ)

- Что с твоей внешностью? - спросил, подойдя, я.

Он на секунду задержал ответ. Но узнав, сказал:

- Ничего. - И отвел глаза.

- Вижу, что ничего. Хотя, когда я видел это тело в последний раз, оно было изрядно дыряво.

- Не это. А и-ден-тичное этому, - раздельно произнес он.

- Я же лично устроил тебе кончину. - Я придвинул соседнее кресло поближе. - Ну, что?

- Черт бы его побрал, - сказал Джус. Не иначе, как памятуя незабвенного Джякуса.

- Как он? - спросил я. - Всё пляшет и попрошайничает?

- Ставит балет. Хованщину.

- Насколько я знаю, Хованщина - опера.

- А у него - балэт.

Иногда у Джуса прорывался чудный восточный выговор. Что ж, бытие в таком теле определяет сознание.

- Панымаишь... - Тут он спохватился, что не с женщинами флиртует, и оставил акцент. - Понимаешь, он эскиз подменил. Подделал, можно сказать, моё завещание.

Бывает и так, что тело, любовно спроектированное из приятных черт, по возвращении кажется отвратительным. Последствия сдвига не всегда предсказуемы. А последействия таковы: либо свыкнуться, либо свихнуться. Либо поспешить избавиться от него. Джусу тем более не позавидуешь. Третий раз обретает этот дизайн.

- Раньше выживали либо сильные, либо умные, либо подлые. Мы какие с тобой, а? - изнывал Джус.

- И чем он это все объяснил?

- Говорит, что давно подменил, что сам про это забыл. Он всегда говорил, что мне это тело очень идет. Перспективное лицо, говорил. Фигура. Гордый профиль, сказал. Женщины тянутся. Тут он не соврал, но выразить не могу, как надоели мне эти противные диспропорции. Это тело мне душу всю покалечило. Еще сказал, пока ты на меня работаешь, будешь таким. Что, я все еще на него работаю?

- Тебе видней.

- Я когда очнулся, сначала подумал, что и не умирал. Что мне это всё приснилось: как ты меня застрелил, как я в трипе витал. Даже прибор прибалдел - завибрировал, замигал - не хотел меня констатировать в таком виде.

Да, прилипчивая личина. История повторяется - как факт или как фарс. Должен сказать, что я его тоже в другом облике не представлял. И видеть его не хотел в другом облике.

- И что теперь? - спросил я.

- Да что с ним поделаешь? Что ни поделать - всё поделом. Не могу ж я в суд подать на приятеля. Морду набить - прячется. Да хоть бы в глаза ему посмотреть - на контакт не идет. Общаемся через ящики. Найди мне его, а? Я б его сам Яге заказал, да денег нет.

- Куда же они подевались?

Он только руками развел: мол, запамятовал. Пьянка - это маленькая смерть. Попытка хотя бы на время избавиться от себя, опостылевшего.

- Поэтому и на звонки не отвечал?

- Стыдно было. И кто эту улицу Проституции Мирозданием окрестил?

Мне б никогда не пришло в голову его в этом гетто искать. Раньше он подобными низкопробными похождениями не увлекался. Хотя его можно понять: на душе фурор и в уму смятенье. От одиночества и обиды на Джякуса поддался отчаянию. Или очарованию тамошних шлюх?

- Да какое там очарование, - сказал он. - Ты бы видел новый бордель.

- "Лавизонли"? Ноги длинные, от ушей, а уши на заднице?

- Да ты что? Нормальные. Не вполне, конечно, нормальные. Но и не то, чтобы ненормальные, - путался он. - Просто у них нормы другие. Ты мне путевку в смерть еще одну выпиши. Убей меня снова, а?

- Сейчас не до этого. Ты мне нужен живой.

- Что уже заказ поступил?

- Расскажу непременно.

- Ну тогда кушать давай. Кушать очень хочу. А то подсел на консервы...

По мере того, как насыщался, он оживлялся и веселел, вместе с чувством голода избавляясь от чувства вины.

Я ему сказал о предложении Гарта.

- Чтоты-чтоты-чтоты! - едва ль не вскричал он. - Связываться с ним?!

Четверть часа спустя меж переменой блюд я рассказал про болото, про отсечку памяти. Но про миксы - ни слова пока.

- Крыша мира поехала, - сказал он. - Разве мы кровельщики миру сему? - И отказался еще решительней.

Раз отказал сходу, значит, позже скорей всего согласится. И действительно, подумавши и покушав еще, он сказал:

- А вообще любопытно конечно. Да и работать он нам все равно не даст.

С сожалением оглядел опустевший стол.

- Жизнь длинна, а счастье коротко. Если б я не был такой хороший, жизнь была бы совсем плоха.

Пощурился на официанта, вытер губы салфеткой, повернулся ко мне:

- Заплати, а?

- Ну-с, когда поедем принимать предложение? - спросил Джус четверть часа спустя.

Я связался с Викторовичем и заказал наутро такси. На восемь.

- Что ты? - возмутился Джус. - На десять. Не люблю вставать затемно.

В десять мы и спустились к подъезду, где нас принял Вадим.